– Жив?

Бывший пленный громко закашлялся, утер рот ладонью, глянул на нее и прохрипел:

– Зацепил, сука. Видать, все мне…

– Блядь! Терпи, здесь врач есть. Сейчас… – Иван вскочил и ринулся к балагану. – Варвара Сергеевна! Нужна ваша помощь…

– Ваня? – врачиха недоуменно уставилась на Ивана и гневно закричала. – Ты что сделал? Это же партизаны! Как ты мог! Убей и меня! Давай, стреляй! Я всегда подозревала, что ты немецкий диверсант! Ну…

– Твою же мать… – бессильно выругался Ваня. – Варвара Сергеевна… это не партизаны. Это немецкая ягдкоманда…

– Не ври!!! – взвизгнула военврач и протянула к Ивану руку с непонятно откуда взявшемся у нее маленьким блестящим пистолетом. – Руки вверх! Застрелю!

По ее бешенным глазам было видно, что Варвара Сергеевна выстрелит не задумываясь.

Иван качнулся вправо, сбивая прицел, нырнул влево и в прыжке ударил ее в челюсть кулаком.

Щелкнул выстрел, военврач тихо ойкнула и медленно осела на землю.

Позади раздался сдавленный вскрик.

Иван резко обернулся и увидел, что Петруха стоит на коленях, зажимая рукой правую сторону груди.

Иван не смог даже выматериться от горя.

К счастью, пуля попала якуту в ребра и, судя по всему, никакого особого вредя нанести не смогла.

А Никифор… он уже был мертвый.

Дальше Ваня пинками выгнал Курицыну из балагана, заставил ее перевязывать якута, пообещал закинуть туда гранату, если женщины не заткнутся, связал руки Селиверстовой, достал фонарик и начал осматривать землянки.

И в первой же опять заледенел от горя, потому что вместе с дохлым Сидором, нашел там изорванную осколками Любашу, одну из неожиданных попутчиц, судя по всему добровольно ночевавшую с главарем «партизан».

К счастью, во втором убежище, кроме недобитых псевдопартизан никого не было. Добив раненых, Ваня вышел на улицу, дрожащими руками вытащил сигарету из пачки, закурил и вошел в третью, где держали партизанского связного.

Совсем молодой мальчишка, с распухшим, изуродованным побоями лицом сидел в углу, привязанный к столбу.

Увидев Ваню, он что-то гневно прошепелявил и сплюнул.

– Не шипи парень… – Иван присел рядом и перерезал веревки на ногах и руках связного. – И не вздумай дергаться. Свой я, хотя по виду и фашист. Задание у меня такое, секретное. Думаешь мне самому не противно. Но надо.

Мальчишка настороженно зыркнул на Ваню, но смолчал.

– Мне твои секреты нахрен не нужны, мне помощь твоя нужна, – Иван устало покачал головой. – Понял? Сам я не справлюсь. Ходить можешь? Тогда идем. Да не шарахайся. Сидора с его вертухаями мы положили. Вот… молодец… держись рядом…

– Ну что? – первым делом он подошел к Курицыной.

– Жить будет, но надо операция и покой, – угрюмо пробурчала военфельдшер. – Пуля надломала ребро и вошла в правое легкое. Но неглубоко.

Петруха бледный как смерть лежал на боку быстро, но беззвучно шевелил губами, видимо безжалостно материл Ивана на своем мудреном языке.

– Тварь! Фашист! Я тебе горло перегрызу! – бесновалась пришедшая в себя Варвара Сергеевна. – Военфельдшер Курицына, я вам приказываю! Под трибунал…

В аккомпанемент ей из балагана доносились тихий вой и причитания.

– Вот видишь? – пожаловался Иван мальчишке. – А все так хорошо начиналось. Объясняй давай. Мне они не поверят.

Тот посмотрел на Ивана, солидно откашлялся и, болезненно морщась, неожиданно сильным голосом приказал Селиверстовой:

– А ну заткнись тетка! Не партизаны это были, а сволочные предатели.