Ноги сразу плотно завязли, Ваня попробовал ими пошевелить, но каждое движение только сильнее засасывало его в топь.

Ржавая, вонючая вода подошла до подбородка.

В голове забился дикий ужас: в свою четвертую попытку, Иван утонул в болоте и это, пожалуй, была самая страшная смерть из всех его смертей. Уже с головой в трясине, он до последнего сдерживал дыхание, с взрывающимися от кислородного голодания легкими, отчаянно пытался выбраться. Мерзкая вонь заливавшейся в глотку болотной воды до сих преследовала его по ночам.

– Дэржи! – Мамед распластался словно лягушка, выбросив к Ване свой автомат.

Приклад расшиб губу, но Ваня схватился за МР, словно за мамкину сиську.

– Сэйчас, сэйчас, подожды… – Аллахвердиев перевернулся на спину и загребая ногами потащил ремень пистолета-пулемета на себя.

Получалось у него плохо, Мамед тоже стал погружаться в трясину.

– Ванька, мать твою! – хлюпая сапогами по тухлой воде, к Ване и Мамеду подбежал комод и сам провалился рядом с ними, но только по пояс, успев ухватится руками за тощую сосенку.

Получив спасительную передышку, Ваня пошарил взглядом вокруг, но почему-то не нашел Петруху, который шел во главе команды.

Ситуация стала патовой. Ваня, Мамед и Мыкола не тонули, но прочно завязли в болоте, а якут куда-то исчез, словно его никогда и не было.

– Сука… – у Ивана от обиды потекли слезы.

Неожиданно неподалеку заговорили по-немецки.

– На самом деле это очень страшно, Вилли. Клянусь Одином, я сочувствую этим русским. У нас в Померании много болот, я точно знаю.

Иван мотнул головой и, к своему дикому ужасу, увидел в тридцати метрах от себя, возле ушедшей на половину в топь избушки, к которой они шли, несколько фигур в пятнистых накидках. То, что это немцы стало ясно сразу, но вот на разведгруппу они почему-то похожи не были. Какие-то уж очень разнокалиберные, совсем не строевого вида, да еще вооруженные карабинами, а не автоматами. А двое, вообще, в очках.

Пятеро немцев стояли, совсем не скрываясь и спокойно судачили.

– Русским нельзя сочувствовать, – сердито буркнул один из пятнистых. – Потому что они не люди.

– Хорошо, но собак ты же жалеешь? – возразил второй – хлипкий очкарик. – Нет?

– Это да… – согласился первый. – Собак я люблю. Но сильно сомневаюсь, что русские будут приносить мне в зубах палочку. Хотя, можно попробовать.

– Ну и что будем делать? – деловито поинтересовался третий. – Пусть тонут, или? Мне как-то не улыбается лезть к ним. Нам поставили задачу заминировать проходы в болоте, но брать русских в плен никто не приказывал.

– Это все Курт… – полноватый коротышка неприязненно покосился на очкарика. – У нас в Померании, у нас в Померании. Тьфу, знаток болот. Если бы не он, нас бы сюда не послали. А с другой стороны, я слышал, как господин гауптман обещал за пленного отпуск. А тут целых три.

– Русские, сдавайтесь! – хохотнул четвертый, самый большой и широкий из немцев.

– Штоб тоби приподняло и шлепнуло, курвин вышкребок… – заскрипел зубами комод.

Аллахвердиев только зло зыркал на фашистов, но молчал.

Иван тоже молчал, сходя с ума от бессилия. Ни Ваня, ни комод, ни Мамед ничего сделать не могли, прочно завязнув по горло в болоте. Оставалось надеяться только на Петруху, но он куда-то исчез и спасать товарищей пока не собирался.

– Что они говорят? – забеспокоился еще один немец, самый плюгавый из всех. – Может они хотят сдаться?

– Их вроде четверо было? – еще один очкарик обеспокоенно пошарил стволом карабина по болоту.