Синицына хихикнула:

– Я бы тоже… тебя осмотрела. Подробно. Вот только она меня красивей. И у нее эти большие… – летчица показала насколько грудь Елистратовой больше чем у нее.

Ваня слегка удивился такой раскованности советской молодежи, но потом вспомнил, что Синицына росла в Германии, которая всегда была впереди планеты всей в плане распущенности.

– Считаешь меня распущенной? – усмехнулась Варя и с вызовом добавила: – Блядь! А я еще и материться умею. Просто… просто я ненавижу ханжество! Весь этот бред: кодекс морали советской молодежи и прочую хрень. Я всегда беру от жизни что сама захочу!

Ответить Ваня не успел. Разговор прервала подошедшая Варвара Сергеевна. Выглядела она сильно уставшей, разбитая, распухшая губа и синяк под глазом сильно портили лицо, но, все равно, у Ивана екнуло сердце и вспыхнуло желание.

– Красноармеец Куприн, нам надо поговорить… – строго сообщила она, исподлобья глянув на Синицыну.

Та наградила ее точно таким же неприязненным взглядом и ушла.

Елистратова присела рядышком, помолчала и тихо спросила:

– Как все это понимать, Ваня? Почему ты в немецкой форме, откуда знаешь немецкий язык и как здесь оказался? И кто твой товарищ?

– Пришлось, – сухо ответил Иван. – Штрафная рота погибла, остались только мы с Петровым. Пытаемся выйти из окружения. Немецкая форма – потому что так быстрей и удобней. Товарищ – советская летчица. Была сбита, я ее освободил из плена. Немецкий язык – хорошо учился в школе.

– Летчица? – удивленно протянула Елистратова. – Надо же… я ее приняла за мужчину. Но…

– Вы что-то имеете против, товарищ военврач второго ранга? – резко перебил ее Иван.

– Как вы со мной разговариваете, красноармеец! – вскинулась Елистратова. – Вам напомнить о субординации?

– А мне вам напомнить о положении, в котором мы находимся? – отрезал Ваня. – Я не против, берите командование на себя. Ну? Вперед, принимайте командование.

Да, к Елистратовой его все еще сильно тянуло, но миндальничать с ней он не собирался. В том числе из-за того, что она устраивала с ним в госпитале.

Варвара Сергеевна резко сникла и примирительно шепнула:

– Перестань. Я все понимаю. Но… но я смотрю, что ты не рад меня видеть?

Ваня помолчал и спокойно ответил:

– Я рад тому, что мне удалось вырвать вас из рук фашистов. А сейчас, вам придется вернуться в машину в виде пленных. Мы попытаемся в ночное время проскочить еще хотя бы километров двадцать. Все понятно?

В глазах Варвары Сергеевны промелькнула злость, но она покорно кивнула:

– Да, мне все понятно.

Отправив врачиху, Иван подошел к Петрухе, мирно дымившем своей трубочкой.

– Тут такое дело, братка. Думаю, надо ехать дальше на грузовике. Пешком не уйдем, а на машине шансы есть.

Якут помолчал и тихо сказал.

– Ты сам ресай. Я сделать как ты скасесь. Твоя есть фалт. Фалт – главное. Нет фалт – быстло умлем.

– Все получится, братка… – Иван улыбнулся и ткнул якута кулаком в плечо. – Самому страшно, но надо.

– Надо, – согласился Петруха.

Медиков снова загрузили в кузов, туда же отправился Петруха. Иван выдал ему гранаты и немецкий карабин, но руки связал, правда только условно.

Варвара отправилась на пассажирское сиденье, а Иван сел за руль. Рыкнул движок, грузовик дернулся и, поскрипывая всеми своими сочленениями на кочках, поехал к дороге.