— Сколько вам лет?

Ей следовало знать, что они спросят это.

— Шестнадцать. Сегодня мой день рождения. Поздравляю себя, — сказала она. И разразилась слезами и всхлипываниями, сотрясающими тело.

Высокий, спокойный человек стоял сбоку у стола, собирая бумаги и укладывая их в кожаный портфель. Он поднял глаза и с минуту смотрел на всхлипывающую Кэрол. Затем заговорил с судьей Мэрфи.

Судья объявил перерыв и увел собеседника к себе в кабинет. Через четверть часа пристав проводил туда Кэрол. Высокий с жаром говорил что-то судье.

— Вам повезло, Кэрол, — сказал Мэрфи. — Вам дается еще один шанс. Суд вверяет вас персональной опеке доктора Стивенса.

Значит, высокий не был говоруном — он оказался врачом. Ей было все равно, будь он хоть Джеком Потрошителем. Все, чего она желала, это уйти из вонючего суда, пока они не узнали, что сегодняшний день не совпадает с днем ее рождения.

Доктор привез ее к себе на квартиру, сделав по дороге несколько замечаний, не требующих ответа, давая Кэрол собраться с мыслями и успокоиться. Он остановил машину перед современным зданием на 71-й улице с видом на Ист-Ривер. Их встретили привратник и лифтер. Судя по тому, как спокойно они его приветствовали, можно было подумать, что он каждый день возвращается домой в три утра и с шестнадцатилетней шлюхой.

Кэрол никогда не видела такой квартиры, как у доктора. Гостиная отделана белым. Две длинные, низкие кушетки, затянутые твидом. Между ними огромный квадратный кофейный стол со стеклянным верхом. На нем большая шахматная доска с резными фигурами. На стенах картины. В фойе телевизор, показывающий вход в вестибюль. В одном углу гостиной бар из матового стекла с хрустальными графинами и бокалами. Из окна Кэрол смогла разглядеть далеко внизу баржи, ползущие по Ист-Ривер.

— После суда я всегда прихожу голодным, — сказал Джад. — Почему бы не соорудить маленький праздничный ужин?

И он повел ее на кухню, где она смотрела, как он ловко приготовил мексиканский омлет, картофель по-французски, обжаренные сдобы, салат и кофе.

— Одно из преимуществ холостой жизни, — сказал он. — Готовлю, когда сам захочу.

Итак, он оказался холостяком. Если она правильно сыграет свою партию, то сможет здорово погреться. Когда она с жадностью поела, он проводил ее в гостевую спальню, всю голубую, где доминировала большая двуспальная кровать с голубым клетчатым покрывалом. На низком испанском столике зеркало, украшенное бронзой.

— Можешь провести ночь здесь, — сказал он. — Я откопаю тебе какую-нибудь пижаму.

Кэрол смотрела на обставленную со вкусом комнату и думала:

— Кэрол, бэби! Ты наткнулась на денежный мешок! Дяде нужна черная задница, и именно ты, бэби, выложишь это ему.

Она разделась и следующие полчаса провела в душевой. Когда она вышла оттуда с полотенцем, обернутым вокруг сияющего, чувственного тела, то увидела, что этот олух оставил ей свою пижамную пару на кровати. Она знающе рассмеялась, сбросила полотенце на пол и прогулочным шагом направилась в гостиную. Его там не было. Она заглянула в дверь его комнаты. Он сидел за большим, удобным столом со старомодной подвешенной лампой. Комната была забита книгами от пола до потолка.

Она подошла к нему сзади и поцеловала в шею.

— Начнем-ка, малыш, — прошептала она. — Ты меня так завел, что я не могу утерпеть.

Она прижалась к нему плотнее.

— Если ты не обработаешь меня быстро, я с ума сойду.

Он с секунду изучал ее быстрыми, умными глазами.

— Тебе мало было неприятностей? — спросил он мягко. — Ты не виновата, что родилась негритянкой, но кто сказал тебе, что ты должна быть черной шлюхой и курить наркотики?

Она уставилась на него, сбитая с толку, — что она сделала не так? Может, ему нужно сначала завестись и выпороть ее, чтобы поймать свой кайф? Или, может, он был чем-то сродни святоше: собирался помолиться над ее черной задницей, реформировать ее, а потом уложить?

Она сделала еще одну попытку.