Через какое-то время Ульв уже был в силах подниматься, но решительно не хотел этого делать. Его рана болела, но заживала, и без заражения, похоже, обошлось, так что он не сомневался, что через какое-то время будет здоров. Как и надеялся Альв, в душе молодой конунг был благодарен воспитателю, который не дал ему умереть, хоть и вопреки приказу. Как говорил Один, живой наживает новое богатство, и только от трупа уже никому нет никакого толка.

Войско сыновей Хальвдана день за днем расползалось по Хейдабьюру: уставшие в походе люди с охотой устраивались в домах, а там Харальду конунгу в случае чего будет труднее их собрать. Правда, и сами жители привыкали к мысли, что отныне ими правят сыновья Хальвдана. Пообещай те не трогать святилище и приносить положенные жертвы – и тинг примет их.

Йомфру Ингебьёрг приходила навестить жениха каждый день и всем на конунговом дворе примелькалась. Проходя через двор, она сохраняла такой же надменный вид и ничуть не скрывала, как мало она одобряет присутствие здесь сыновей Хальвдана. Харальд находил это даже забавным и каждый день шутливо ее приветствовал, называя валькирией Хейдабьюра, «йомфру Гудрун» и даже любопытствовал, скоро ли она собирается поджечь дом с ними со всеми. Она отвечала, что уже скоро, словно хотела его успокоить, и Харальд весело смеялся. Когда он следил глазами за ее невысокой, но очень гордой фигуркой, в глазах его отражался вполне опредленный интерес, и он неоднократно предлагал ей присесть и разделить с ними еду. Ингебьёрг неизменно отказывалась, вежливо, но решительно.

– Передай твоим родичам, чтобы они не упрямились и были посговорчивее! – говорил ей Харальд. – Ведь если мне придется уйти, я непременно увезу тебя с собой, а такого сокровища им будет жаль лишиться, ведь правда?

– Правда! – подтверждала Ингебьёрг. – Ведь я лучше брошусь в море, чем буду жить в твоем доме, Харальд конунг, так что потери не избежать.

К другим пленникам и заложникам тоже приходили, но от Ингебьёрг было больше всего толка. Она каждый день приносила новости о положении и настроениях в городе. Утешительного пока ничего не было: от вендских князей никаких вестей не поступало, Хейдабьюр смирился с мыслью, что дальше он будет жить под властью сыновей Хальвдана.

– Неужели жители Хейдабьюра не хотят поскорее добиться мира? – спросил как-то Харальд у Ингебьёрг, остановив ее. – Неужели тебе, красивой девушке, не хочется, чтобы сюда опять приезжали купцы с красивыми тканями и разными украшениями?

– Конечно, хочется, – невозмутимо согласилась Ингебьёрг. Она всегда разговаривала с Харальдом конунгом вежливо, но чуть-чуть пренебрежительно, словно он не стоил того, чтобы воспринимать его всерьез. Однако Харальд считал себя настолько сильнее и выше ее, что его это только забавляло. – Ты сам свой первый враг, Харальд конунг. Тинг уже мог бы состояться и кончиться так, как вам желательно, если бы ты принес жертвы Фрейру и другим богам. Вы – датчане, как и мы, вы потомки богини Гевьюн, ваш отец владел нашим виком, словом, нет никаких причин, почему бы вам, знатным и доблестным вождям, не править в Хейдабьюре. Но вы чуть не уничтожили наше святилище, вы оскорбили богов, и Хейдабьюр не примирится с вами, пока вы не принесете искупительные жертвы!

– Этого не будет! – отрезал Харальд, перестав улыбаться. – Я – христианин, и в той земле, на которую распространяется моя власть и влияние, никаких идольских капищ больше не будет!

– Истинно так! – Отец Хериберт согласно кивал. Если раньше он души не чаял в Рерике, то теперь держался поближе к Харальду, который его поддерживал, а с бывшим любимцем обращался холодно и натянуто.