Но тишина нарушалась лишь проповедником, снова пришедшим в себя. Она взглянула на Марта, но Марта сидел в полном изумлении, уставившись в витраж, как загипнотизированный. Ей показалось это скучно, и она вернулась к собственным мыслям.

— Кто же может найти такую добродетельную женщину? — читал Гуринджер немного неровным голосом. Он колебался в неверных местах и даже несколько раз замолкал. — Цена ей куда выше звезд. Сердце ее мужа полностью доверилось ей, и он не пожалел об этом. Она принесла ему лишь добро и ни капли зла за все годы совместной жизни. Она разыскивала шерсть…

Чувствительное ухо уловило новый взрыв инородных мыслей:

(извини, но я просто не мог)

(…)

(что?)

(…святой Христос, это же Вилинг! Как…)

(…)

Разговаривают два голоса, но слышно лишь один, подумала мозговая сеть, и все глаза начали сосредоточиваться на Бобби. В Хэвене был лишь один человек, который умел делать свой мозг непроницаемым, и его сейчас здесь не было. Два голоса — не твоему ли пьяному дружку принадлежит голос, который мы не можем услышать?

Бобби быстро поднялась и стала пробираться вдоль скамей, с ужасом сознавая, что все люди наблюдают за ней. Гуринджер, осел, снова сделал паузу.

— Простите меня, — бормотала Бобби. — Простите меня… Извините.

В конце концов она выбралась на улицу. Остальные — Бобби Тремэйн, Ньют, Дик и Брайен Браун — потянулись за ней. Ни один из чужаков этого не заметил. Их снова затянуло в странные мечты.

13

— Мне очень жаль, — сказал Буч Дуган. Он хлопнул дверцей, достал носовой платок из заднего кармана и промокнул рот. — Со мной такого никогда не было. Мне уже лучше.

Ив кивнул.

— Я ничего не буду объяснять. Нет для этого времени. Но мне бы хотелось, чтобы ты послушал одну вещь.

— Что?

Ив включил радиоприемник Чероки" и начал крутить ручку настройки. Дуган прислушался. Ему никогда не приходилось слышать такого количества станций, даже в ту ночь, когда они перескакивали с одной на другую, взмывая на гребень волны и погружаясь в море голосов. Сейчас такого ощущения не возникало: большинство станций отвечали просто гудками.

Ив выбрал станцию Си-энд-Ди. Песенка Джаддов как раз кончалась. Той ночью это было на станции И-Ди. Бич Дуган с трудом верил тому, что слышал: "Дубле-Дубле Ви Ааса" — песенка группы наглых девчонок в сопровождении скрипок и банджо.

— Святой Христос, это же Вилинг! Как… — закричал Дуган.

Ив выключил радио.

— А теперь я попрошу тебя послушать мою голову. Дуган на секунду вытаращил глаза, абсолютно пораженный. Даже в "Алисе в Стране Чудес" он не встречал подобного сумасшествия.

— Бога ради объясни, о чем ты говоришь?

— Не спорь со мной, а сделай, о чем попросили. — Ив отвернулся от Дугана, показав свой затылок. — У меня в голове застряли два кусочка металла. Память о войне. Большой вот здесь. Видишь место, где волосы не растут?

— Да, но…

— Время деньги! Приложи ухо к шраму и слушай! Бич подчинился… и почувствовал какое-то нереальное очищение. Из обратной стороны головы старика лилась музыка. Она была тихой и удаленной, но вполне различимой. Это была песня Фрэнка Синатры "Нью-Йорк, Нью-Йорк".

Бич Дуган захихикал, потом засмеялся. Вскоре он хохотал, обхватив руками живот. Он оказался по ту сторону добра и зла со стариком, чей затылок превратился в музыкальную шкатулку. Бог ты мой, да это будет почище чем "Верить или Нет" Рипли. Бич смеялся, задыхался, ревел со слезами на глазах и… Старик залепил ему пощечину.