Изменить размер шрифта - +
Если люди достаточно сообразительны, чтобы уйти из зараженных мест, если их, конечно, предупредят вовремя, то не скажешь же ты сойке, или красному зимородку не смотреть на огненный «гриб». Они смотрят и падают на землю замертво, с выпученными глазами. Или летают, ослепленные, натыкаясь на дома, деревья и провода, пока не выбьются из сил или не сломают себе шеи. Как ты думаешь, Бобби, это — космический корабль? Или это гигантский контейнер с ядерными отходами, захороненный в укромном месте? Контейнер, давший пробоину? А что, похоже? Да, но почему же тогда деревья такие же, как всегда, и почему этот стальной ястреб рухнул с неба в пятницу?

— Что ты сказал, Гард? Еще одну милю?

Так где же верное решение? Где та самая золотая середина? Ты бежишь отсюда? Передаешь все это полиции Далласа, чтобы они смогли погубить еще и части Далласской полиции? Так что же? Что? Какие предположения. Гард?

Внезапно ему пришла одна идея… ну, скорее, проблеск идеи.

Но проблеск — лучше, чем ничего.

Он обнял Бобби за плечи.

— О'кей. Еще одна миля.

Ее губы расползлись в улыбке… на лице появилась забавная гримаса удивления.

— И много ты их потерял. Гард?

— И много чего я потерял?

— Да зубов, — сказала Бобби. — Один у тебя выпал совсем недавно. Посмотри, ну прямо спереди.

Смущенный, слегка испуганный, Гарденер поднес руку ко рту. Верно: там, где еще вчера оставался резец, теперь — пустота.

Ну вот, началось. После месяца работы рядом с этой штукой, он, как дурак, решил, что обрел некоторый иммунитет. Началось; вот и он вступил на путь превращения в Нового и Изменившегося.

На его собственный путь «превращения».

Он выдавал ответную улыбку:

— Я и не заметил, — сказал он.

— А ты не чувствуешь никаких перемен?

— Нет, — правдиво ответил Гарденер. — Уже никаких. А что ты говорила на счет того, что хочешь выполнять какую-то работу?

— Я буду делать все, что смогу, — сказала Бобби. — С этой рукой…

— Ты можешь проверять шланги и предупреждать меня о пробоинах. И еще говорить со мной.

Он взглянул на Бобби со смущенной улыбкой.

— Все те, другие, ребята понятия не имели, как надо разговаривать. Думаю, что они были вполне откровенны, но… — Он поежился. — Ты понимаешь?

Бобби улыбнулась, и Гарденер снова увидел отражение той прежней Бобби, той женщины, которую он любил. Он вспомнил теплую и уютную кожу у нее на шее, и сердце сжалось.

— Думаю, что справлюсь, — сказала она, — и я прожужжу тебе все уши, если хочешь. Мне тоже было очень одиноко.

Они стояли рядом, улыбаясь друг другу, и все было так же, как раньше, но лес вокруг был безмолвен: в нем не было ни одной птицы.

"Любовь кончилась, — подумал он. — Все вернется на круги своя, ну, кроме выпавших зубов; я предвижу, что этот придурок вернется к вечеру. Возможно, прихватит с собой кузена или шурина. Заглянув в мои карты, они, возможно, сочтут этот проблеск идеи глупостью, и все пойдет своим чередом. А все же, это забавно. Мы всегда предполагали, что пришельцы вторгнутся, по крайней мере, в виде живых существ. А не в виде совершенно других энергетических образований. Герберт Уэллс предсказывал вторжение призраков".

— Я хочу заглянуть в траншею, — сказала Бобби.

— Ладно. Тебе понравится, как спадает вода… И вместе они направились к кораблю.

 

13

 

Понедельник, восьмое августа

Жара спадает.

В понедельник температура за окном кухни Ньюта Берринджера была семьдесят девять по Фаренгейту в четверть восьмого утра, но Ньют не видел термометр; он стоял в ванной, облаченный в пижамные брюки, неторопливо накладывая на лицо грим, принадлежавший его последней жене, причем делая это столь тщательно, что толстый слой крем-пудры покрывал лицо, как гипсовая маска.

Быстрый переход