Я говорил без умолку и был очень веселый, но в душе боялся, как бы она не поняла все сразу и не разоблачила меня. И она бы, конечно, поняла бы все, как есть, и разоблачила бы меня, не обманувшись ни моим веселым видом, ни сияющими улыбками, но в этот самый момент к нам приблизился Пикаскин.

Он шел большими шагами, близоруко сощурив глаза, держа на весу чахлый букетик осенних астр.

Иринка замахала ему обеими руками.

— Вот хорошо, — сказал он. — А то я боялся, что опоздал…

— Как видишь, нет, — сказала Иринка.

Пикаскин мне показался немного постаревшим, очень усталым. Я подумал, что история с женой, как бы там ни было, сильно отразилась на нем.

— Приезжай, — сказал Пикаскин, глядя на Иринку усталыми, словно бы невыспавшимися глазами. — Когда приедешь?

— Буду стараться поскорее, — ответила она. — Недели через две.

Он вытянул губы трубочкой, грустно свистнул:

— Как долго…

— Раньше не управлюсь…

— Приезжай скорее, — повторил он и добавил: — Прямо не знаю, как я тут без тебя буду…

Иринка не ответила, потому что объявили посадку на ее самолет, она торопливо чмокнула в щеку сперва меня, потом своего подопечного и побежала садиться в автобус.

— Поразительное существо, — сказал Пикаскин, глядя ей вслед. — Самоотверженность, доверчивость и доброта сочетаются с трезвой деловитостью…

Я пробормотал что-то невнятное. Мне не понравились эти слова. Какие-то чересчур рассудочные. И потом Пикаскин вообще был мне противопоказан, я заранее не принимал его и не хотел, чтобы Иринка была с ним…

Мы расстались. Я быстро зашагал из здания аэродрома, на мое счастье, у самого подъезда уже стоял готовый ехать рейсовый автобус до аэровокзала, я сел, и автобус тронулся с места, и я был доволен, что мне не пришлось ехать вместе с Пикаскиным, тогда надо было бы говорить с ним о чем-то, а говорить с ним мне никак не хотелось…

Уже на следующее утро я лег в Глазную больницу, что на углу улицы Горького, и спустя пять дней мне сделали операцию на правом глазу.

Я высчитал: повязку мне снимут через неделю, потом придется пробыть в больнице еще с неделю. Иринка, должно быть, уже вернется, меня не будет дома, и она подумает, что я еще кейфую себе на теплоходе, осматриваю достопримечательности Кижей, любуюсь церквами, построенными без единого гвоздя старинными мастерами, унесшими в могилу все тайны своего непревзойденного мастерства.

Нет, все-таки я плохо знал свою Иринку, хотя и прожил рядом с ней многие годы.

На третий день после операции она явилась в больницу. Я, разумеется, не видел ее, глаза мои были закрыты плотной повязкой, но внезапно я ощутил на своей руке ее руку.

Я не мог ошибиться, это была ее рука.

— Иринка, — сказал я, — девочка, неужто ты?

— Кто же еще? — ответила Иринка.

Нагнулась ко мне, поцеловала в щеку.

— Какой ты, дядя…

— Какой, девочка?

— Хотел меня обмануть…

Я засмеялся.

— А все-таки немного удалось, что, нет?

— Только немного, — сказала Иринка.

— Как ты догадалась, что я в больнице?

— Взяла и позвонила Агнессе Христофоровне…

Это была бессменная наша управдомша, и мысленно я посетовал, что не додумался договориться с нею раньше.