|
Еще немного спустя в залу чинно вступили лорды, предводительствуемые графом Лестером, которому доверено было огласить приговор. Томас Бекет отказался его слушать, заявив, что не признает полномочий этого собрания и намерен передать дело на рассмотрение папы. Когда он с распятием в руке направился к выходу, королевские прихвостни принялись хватать с пола и метать в него пуки тростника — в те времена тростник стелили заместо ковров. Архиепископ гордо повернул голову и сказал: «Если бы не мой сан, я порубил бы этих трусов мечом, коим неплохо владел в былые годы». Потом он сел на коня и уехал, прославляемый простым людом. В тот вечер его дом был открыт для бедноты, с которой он разделил свой ужин. Тем же вечером Томас Бекет тайком покинул город и под именем брата Любима, путешествуя по ночам и скрываясь днем, не без труда добрался до Фландрии.
Но противоборство на этом не кончилось. Разгневанный Генрих наложил руку на доходы архиепископства и изгнал всех родичей и приспешников Томаса Бекета, числом до четырехсот человек. Папа и король французский взяли архиепископа под свое покровительство и отдали в его распоряжение целое аббатство. Ободренный такой поддержкой, Томас Бекет в один праздничный день торжественно проследовал в главный собор, битком набитый прихожанами, взошел на кафедру и громогласно предал анафеме всех, кто стоял за Кларендонское уложение, назвав по именам многих английских вельмож и прозрачно намекнув на самого короля английского. Когда известие об этом новом оскорблении было принесено Генриху в опочивальню, он пришел в такую дикую ярость, что разодрал на себе одежды и, словно буйно помешанный, стал кататься по своим соломенным тюфякам. Но быстро опомнившись, король начал действовать. Он приказал строго следить за всеми пристанями и побережьями, чтобы в Англию не ввезли какой-нибудь указ об отлучении или, чего доброго, об интердикте, и отправил к папе в его римский дворец посольство с богатыми дарами. Между тем Томас Бекет тоже не сложа руки сидел в Риме: он крутился лисой, строя козни против короля. Так все и шло, пока между Англией и Францией (успевшими тем временем повоевать) не был заключен мир, ознаменовавшийся бракосочетанием двух отпрысков двух монархов. Тогда французский король устроил встречу между Генрихом и его бывшим фаворитом, а ныне заклятым врагом. Томас Бекет преклонил перед государем колени, но и тут не удержался от упоминания о своем ордене. Король Людовик Французский, как ни благоговел он перед Томасом Бекетом и подобными ему людьми, счел такое упрямство невыносимым. Он сказал, что Бекет «хочет быть праведнее всех праведников и святее святого Петра», и уехал от него вместе с королем английским. Правда, очень скоро его бедному французскому величеству пришлось униженно просить у Бекета прощения за этот поступок, и как же он был тогда жалок! В конце концов, после множества всяких перипетий, случилось вот что. Генрих и Томас Бекет опять встретились на французской земле и договорились, что Томас Бекет будет исправлять обязанности архиепископа Кентерберийского в соответствии с обычаями своих предшественников и что король вернет ему право распоряжаться епархиальными доходами. Думаете, Томас Бекет после этого унялся? Ничуть не бывало. Как-то прознав про то, что угроза интердикта побудила короля тайно короновать своего старшего сына принца Генриха, он уговорил папу приостановить полномочия архиепископа Йоркского, совершавшего обряд, и отлучить от церкви епископов, участвовавших в церемонии. Более того, его личный гонец, просочившись через все береговые кордоны, вручил грамоты об отлучении в собственные руки епископов. Засим Томас Бекет возвратился в Англию после семилетнего отсутствия. Возвратился, хотя доброжелатели предупредили его, что это опасно, что один отчаянный рыцарь по имени Ранульф де Брок грозится перерезать ему горло, прежде чем он проглотит кусок английского хлеба. Простолюдины встретили архиепископа радостно и маршировали за ним до самого его дома, вооруженные кто вилами, кто мотыгой. |
