Настоящие заговоры возникли в 40 г. Часть заговорщиков была схвачена и казнена. Гай, чувствуя опасность, постарался стравить настроенных верноподданнически сенаторов со своими противниками.

Так несколько сенаторов буквально растерзали сенатора Прокула, заподозренного в неприязни к Калигуле. Для безопасности императору соорудили в курии специальный помост, теперь на заседаниях сената присутствовала личная охрана императора, набранная из германцев. Преторианским гвардейцам он больше не доверял. Прежде такого никогда не бывало: чтобы кто-нибудь входил в курию с оружием.

Роковым для Калигулы было то, что он успел поссориться с ближним окружением и восстановить против себя преторианскую гвардию. Вольноотпущенник Каллист и префект претория Марк Аррецин Клемент вошли в состав заговорщиков. Один из главных участников, возможно и вдохновителем заговора был военный трибун Кассий Херея. Его упоминает Тацит, описывая бунт легионов в Германии: тогда молодой Херея проложил себе путь среди бунтовщиков мечом. Но этот ветеран при всем своем мужестве и физической силе обладал высоким голосом, и Калигула, не делавший разницы между сенатором и разносчиком, ветераном и юнцом, постоянно издевался над старым воином, чем приводил военного трибуна в ярость. В заговоре, кроме военных, принимали участие и сенаторы. Кассий Херея вместе с двумя другими преторианскими трибунами и гвардейцами подкараулил Гая в узком переходе из временного театра в Палатинский дворец и первым нанес удар. Другие преторианцы завершили дело. Германцы-охранники, отсеченные преторианцами от императора, пришли в ярость, перекрыли выходы из театра и убили часть заговорщиков. Но поскольку император был уже мертв, германцы отказались от мысли перебить всех зрителей в театре. Погибли также жена Калигулы Цезония и его маленькая дочь. Отметим, что Калигула до конца своих дней пользовался поддержкой простого народа. Плебсу, в отличие от сенаторов и всадников, он прощал дерзости. А простолюдинам нравились его шутки и забавы.

«Италию он освободил от полупроцентного налога на распродажи; многим пострадавшим от пожаров он возместил их убытки. Если он возвращал царям их царства, то выплачивал им и все подати и доходы за прошедшее время: так Антиох Коммагенский получил 100 миллионов сестерциев, когда-то отобранных у него» (Светоний).

Принцепс, чье положение не было регламентировано законом, как были определены во времена республики полномочия консулов или диктатора, превратился в абсолютного монарха, чье поведение определялось двумя факторами: личными склонностями, желаниями и капризами и страхом потерять свое место. Захочет — будет строить фантастические мосты, как Калигула, или, следуя чувству долга, будет обустраивать Римское государство как Адриан или Марк Аврелий. Но всегда он будет помнить о неопределенности своего положения. Это не средневековый король, помазанник Божий. Перед римским принцепсом постоянно маячит призрак сената, бессильный, как любой призрак, и опять же, как призрак, внушающий ужас. Унижения не спасают, лесть и раболепие лишь усиливают подозрения. Опасаясь за свою власть, принцепс раз за разом пытается уничтожить призрак, и меч его разит живых людей, вырубая один за другим римские роды. Сражение с призраком будет идти до конца, и наконец, когда сенат станет уже не призраком, а всего лишь словом, выяснится, что и императоров выбирать не из кого. Во власть ринутся солдаты, крестьяне из Далмации, тележных дел мастера.

И это будет уже не закат, но агония.

Глава 4

Клавдий. Ученый принцепс, прослывший глупцом

Император Тиберий Клавдий

(10 г. до н. э. — 54 г., годы правления 41–54 гг.)

Сын Друза Старшего и Антонии, младший брат Германика, страдавший с детства каким-то видом паралича (возможно, детским церебральным параличом), с уродливыми слабыми ногами, неуклюжий и болезненный, выглядел он далеко не красавцем: из носа у него постоянно текло, глаза были странной формы, в уголках рта при разговоре собиралась пена.