— Не имею чести знать такого. Милорд Каслвуд, насколько мне известно, был единственным сыном, и у вашей милости тоже как будто нет племянников.

— Милорд, это подарил мне кузен, полковник Генри Эсмонд, — сказала Беатриса, храбро взяв полковника за руку, — тот, кому мой отец поручил заботу о нас и кто уже сотни раз доказал свою любовь и преданность нашему семейству.

— Герцогиня Гамильтон не может принимать бриллианты ни от кого, кроме мужа, сударыня, — сказал герцог. — Я вынужден просить вас возвратить эти драгоценности мистеру Эсмонду.

— Беатриса Эсмонд вправе принять подарок от нашего родственника и благодетеля, ваша светлость, — с большим достоинством возразила леди Каслвуд. — Она пока еще моя дочь; и если мать дает ей на это разрешение, никто не вправе его оспаривать.

— Родственника и благодетеля! — повторил герцог. — Я не знаю никаких родственников и не потерплю, чтобы у моей жены числился в благодетелях.

— Милорд! — сказал полковник Эсмонд.

— Не будем тратить слов, — сказал его светлость. — Скажу вам откровенно: я считаю, что вы чересчур часто посещаете этот дом, и я не потерплю, чтобы герцогиня Гамильтон принимала подарки от джентльменов, называющих себя именем, которое им не принадлежит.

— Милорд! — вскричала леди Каслвуд. — Это имя принадлежит мистеру Эсмонду по праву, законнее которого быть не может, а по древности и благородству оно не уступает имени вашей светлости.

Милорд герцог усмехнулся, словно желая сказать, что лишь помрачение ума могло побудить леди Каслвуд произнести подобные слова.

— Я назвала его благодетелем не зря, — продолжала меж тем моя госпожа, — он и в самом деле благодетель наш, и притом самый благородный, самый бескорыстный, самый преданный на свете. Он сделал все, чтобы отвести от моего мужа шпагу убийцы Мохэна. Он отвел ее от моего мальчика и спас ему жизнь. Это ли не благодеяния?

— Прошу полковника Эсмонда простить меня, — сказал его светлость еще надменнее прежнего, если только это было возможно. — Я отнюдь не желал бы его чем-либо обидеть и глубоко признателен за все услуги, оказанные им семейству вашей милости. Кстати, милорд Мохэн доводится мне свойственником, хотя ни кровного родства, ни дружбы между нами нет. Но тем не менее я вынужден настаивать на своих словах: моя жена не может принять подарка от полковника Эсмонда.

— А моя дочь может принять подарок от главы нашего рода; моя дочь с благодарностью примет этот подарок от самого близкого друга ее отца, матери, брата и будет у него в долгу еще за одно благодеяние, кроме тысячи других, уже оказанных нам! — вскричала леди Эсмонд. Чего стоит нитка бриллиантов в сравнении с той любовью, которой он подарил нас, он, наш милый защитник и покровитель! Мы не только жизнью Фрэнка — мы всем, всем, что мы имеем, обязаны ему, — продолжала моя госпожа, вся раскрасневшись и с дрожью в голосе. — Титул, которым мы гордимся, принадлежит ему. Это мы носим свое имя не по праву, мы, а не он, который достоин еще лучшего имени. У смертного одра моего супруга он отрекся от своих прав и пожертвовал ими ради моих осиротевших детей; лишил себя почестей и званий во имя благородной любви, которую он питал ко всем нам. Его отец был виконт Каслвуд и маркиз Эсмонд, а он — законный сын своего отца и прямой наследник, и мы вечные его должники, и он был и остается истинным главой рода, не менее древнего, чем род вашей светлости. А если ему угодно было отказаться от своего имени, чтоб мой сын мог носить это имя вместо него, мы всегда будем любить его, почитать и благословлять, какое бы имя он ни избрал для себя.