Пришлось полковнику Эсмонду снова окликнуть нарочито громким и повелительным тоном:

— Батист! Займитесь вещами вашего господина! — в ответ на что непокорный юноша заскрежетал зубами, пробормотав при этом нечто весьма похожее на ругательство, и бросил на своего ментора быстрый и не слишком дружелюбный взгляд. Однако он все же внял намеку, вскинул баул на плечо и понес его вверх по лестнице, предшествуемый Эсмондом и слугою с зажженной свечой в руках. Войдя в опочивальню, он сердито сбросил свою ношу на пол.

— Принц, который желает носить корону, должен уметь носить маску, сказал ему мистер Эсмонд по-французски.

— Ah, peste!  Я уже вижу, к чему идет дело, сказал мсье Батист также по-французски.

— Великий Серьезник намерен всерьез… охранять интересы мсье Батиста, — перебил его полковник. Эсмонду весьма не понравились как те выражения, в которых принц говорил о хозяйках дома, так и взгляды, которые он на них бросал.

В опочивальне и обоих смежных с ней помещениях, кабинете и той комнате, которая должна была называться гостиной милорда виконта, уже горел свет, и все было готово к приему гостей; стол был накрыт для ужина. Минуту спустя в комнаты вошел сам лорд Каслвуд, его мать и сестра; и как только слуги скрылись за дверью, обе леди опустились на колени перед принцем, который милостиво протянул каждой из них руку. Роль государя, удавалась ему куда лучше, нежели роль слуги, которую он только что пытался разыграть, и когда он наклонился, чтобы помочь дамам встать, движение его было исполнено и благородства и любезности.

— Сударыня, — сказал он, — матушка моя всегда будет благодарна вашей милости за гостеприимство, оказанное ее сыну; что же до вас, сударыня, продолжал он, повернувшись к Беатрисе, — мне просто невыносимо видеть подобную красоту в столь смиренной позе. Вы этим сразу выдадите мсье Батиста; не вам перед ним, а ему перед вами надлежит преклонять колени.

В ее глазах сверкнул огонь, достаточно яркий, чтобы любое сердце воспламенить страстью. Бывали в жизни этой женщины минуты, когда, казалось, она, подобно Венере, являлась вдруг перед всеми богиней в ослепительных вспышках света. Такой была она сейчас — вся словно сияла, и в глазах ее был особенный, неизъяснимый блеск. Эсмонд перехватил взгляд, которым она подарила принца, и острая боль ревности и негодования пронзила ему сердце; рука невольно сжалась в кулак, он оглянулся на Каслвуда, чьи глаза словно сказали ему: "Сигнал принят, я буду настороже".

Аудиенция, которою принц удостоил своих подданных, длилась несколько минут, и по окончании ее обе леди и полковник Эсмонд скромно удалились. Они сошли вниз, — спускаясь с лестницы, леди Каслвуд пожала руку полковника, на которую опиралась, — чтобы там подождать, пока путешественники отдохнут и переоденутся к ужину.

Эсмонд взглянул на Беатрису, на драгоценное ожерелье, сверкавшее на ее прекрасной шее.

— Я сдержал свое слово, — сказал он.

— А я — свое, — отвечала Беатриса, глядя на бриллианты.

— Будь я Великий Могол, — сказал полковник, — все сокровища Голконды принадлежали бы вам.

— Для меня и эти слишком хороши, — возразила Беатриса, уронив головку на грудь, — и вы, все вы тоже слишком хороши для меня. — И когда мгновение спустя она, вздохнув, снова подняла голову, во взгляде ее, обращенном на Эсмонда, была та едва уловимая печаль, тайну которой он никогда не мог разгадать.

Вскоре стук в потолок возвестил нам, что пришло время ужина, и обе леди в сопровождении полковника поднялись в верхние апартаменты, где принц ожидал их, стоя рядом с виконтом; оба были одного возраста, одинакового сложения и даже черты их не лишены были сходства, хотя Фрэнк бесспорно отличался большею красотой.