Тут, к общему несчастью, Камран-мирза заболел от индийского климата (и, скорее всего, — грязи); он страдал от поноса, так что поневоле решил вернуться в Лахор. Это ослабило силы бабуридов. За Камраном потянулось не только его войско, но и его эмиры. Шир-хан между тем подошел к Гангу. Хумаюн выступил против Шир-хана, не имея достаточно сил. Больше месяца стояли Хумаюн и Шир-хан друг против друга, но на разных берегах реки.

«Среди снаряжения, имевшегося у [Хумайун] падишаха, — писал Хайдар, — было семьсот повозок, каждую из которых тянули четыре пары быков, и на каждую повозку клали румийское  орудие, которое выбрасывало ядра весом в пятьсот мискалей. В те дни я много раз наблюдал, как с вершины возвышенности они безошибочно попадали в едва только показавшегося всадника. И имелось еще восемь больших пушек, каждую из которых тащило восемь пар быков. Каменные ядра для них не подходили — рассыпались, и в них применялись ядра из семи сплавов, каждое из которых весило пять тысяч мискалей, и стоимость каждого была один бадра — двести мискалей серебром. Ими стреляли на расстояние одного фарсаха.

Когда воины стали разбегаться, мы посоветовались и решили, что поскольку войско и без битвы распадается, то следует вступить в сражение, чтобы, если даже дело примет нежелательный оборот, люди не осуждали, что такую страну, как Индия, такие-то слепцы выпустили из рук, даже не вступив в сражение. И другое: если воины перейдут реку, никто больше не сможет бежать. По этим причинам мы перешли реку».

Дальнейшее оказалось кошмаром. Вдруг начался сильнейший ливень, в условиях Индии это было надолго. Все вокруг превратилось в грязь. Эмиры Хумаюна страшно перепугались при виде войска Шир-хана, они предпочли не развертывать, а спрятать свои знамена, чтобы Шир-хан не мог опознать руководителей сражения. Войско Шир-хана, напротив, ощущало вкус предстоящей победы. И вполне понятно, что при таком настроении Шир-хан одержал победу быстро и легко.

Хайдар писал с горечью:

«„Не выпустив и стрелы в сторону врага, разобщенные люди сразу же потерпели поражение. Вооруженное чагатайское войско, численность которого, кроме гуламов  и шагирдпиша , я приблизительно определил в сорок тысяч, бежало перед десятью тысячами человек. Это была битва, где ни один человек из друзей или врагов не получил ранения; Шир хан одержал победу, а чагатайцы потерпели поражение. Ни одна пушка не выстрелила, ни одно артиллерийское орудие не открыло огонь, и повозки так и не были приведены в действие“.

Они предпочли броситься в реку и пытались ее переплыть. Погибла большая часть войска. Шир-хан мог торжествовать. В Агре началась паника. Слухи были ужасными, почему большинство завоевателей предпочитало двинуться из Индии в Лахор. Они надеялись разбить Шах Хусейна Аргуна и отобрать у него Гурджарат.

Идея была безумной. Особенно за нее держался Хин-дал. Собирали совещание за совещанием. Они лишь показали, что никакого согласия между детьми Бабура и их эмирами нет.

Между тем Шир-хан подошел к реке Султанпур. Хумаюн отошел к Кашмиру. Постепенно владения бабуридов в Индии стали таять. Шир-хан на пять лет захватил над ними власть, успев даже основать собственную династию. Однако будущее показало, что победа его была лишь временной. Хотя, сам того не желая, Шир-хан заложил основы тем реформам, которые проведет сын Гума-юна Акбар: он ввел твердый налог и ограничил власть сборщиков налогов, создал наемную армию, служащую за жалованье, попытался даже создать союз индусов и мусульман, проявляя редкую веротерпимость. Но в 1545 году он погиб, а в империи разгорелась междоусобица — теперь местные князьки делили власть Шир-хана, ставшего за эти пять лет Шир-шахом.

В 1555 году с двенадцатьютысячной армией дружественного иранского шаха Гумаюн победил войско потомков Шир-шаха при Панипате, том самом городе, с которого началось такое успешное правление его отца Бабура.