|
— A. Л.) претерпевали заточение, преследование, изгнание. Однако мы не хотели ничего предпринимать, как знают это все присутствующие». Снова прервали оратора члены собора: «Так, верно», — говорили они. Оратор продолжал: «Я делал все, чтобы достигнуть мира с Игнатием, и этот мир заключен был между нами, когда он пришел во дворец (где жил Фотий по возвращению из ссылки. — A. Л.); мы пали друг другу в ноги и просили взаимно прощения, если в чем согрешили мы друг против друга. Когда он сделался болен, я навещал его много раз, согласно его желанию, — утешал и приободрял его, сколько мог, и настолько приобрел у него доверия, что он просил меня, по его смерти, оказать попечения о лицах, к нему приближенных, и я исполнил это. Император, по смерти Игнатия, объявил мне свою волю, чтобы я занял патриаршество. Дважды приходили ко мне уполномоченные от императора звать меня на кафедру. но я не давал моего согласия и просил об одном — освободить из ссылки моих приверженцев. Тогда посетил меня сам император и своими словами принудил меня уступить. Что он тогда говорил, об этом теперь не к чему распространяться. Я нашел подкрепление своей решимости в соборных посланиях трех патриархов и в письме папы к императору. Таким образом, я занял снова патриаршую кафедру, прежде всего по божественному милосердию, затем вследствие неожиданного стечения обстоятельств и наконец по любви к справедливости папы Иоанна». Собор сказал: «Все так было, как сказал первосвященник Божий; много, много он претерпел, но Бог чудным образом соделал его архипастырем».
Легат Петр по поводу речи Фотия сказал несколько слов, в которых старался оттенить ту мысль, что Фотий обязан своим восстановлением на патриаршестве папской власти. Он сказал: «Римская Церковь и раньше восстанавливала многих епископов, лишившихся своих кафедр, как, например, Флавиана и Иоанна Златоуста Константинопольских, Кирилла и Полихрония(?) Иерусалимских; далее, папа Григорий Великий одного епископа в Далмации сначала за одно преступление лишил кафедры, а потом снова восстановил его; также папа Николай отставил от должности епископа Захарию (легат собора 861 г.), а папа Адриан восстановил его, папа же Иоанн сделал его римским библиотекарем (почетная должность). Следовательно, папа Иоанн проявляет не меньпгую заботливость о пользах Церкви, как и Николай, и Адриан» (очевидно, легат здесь собственно разумел участие Иоанна в восстановлении Фотия). Члены собора сказали: «Папа Иоанн достиг тем большей славы, что он подражает Христу, единому Первосвященнику, Который пришел на землю, чтобы разрешить все узы неправды. Иоанн стал благим посредником и подражателем Христа и с ревностью занялся тем, чтобы отделившихся от своего пастыря (Фотия. — А. Л.) примирить с ним». После этого перерыва легат Петр продолжал, поясняя свою прежде высказанную мысль: «Имея перед глазами подобные примеры, Иоанн возвратил тебя, Фотия, на твою кафедру; он обнял тебя, как брата и соепископа, и с радостью принял твое общение. Все должны знать, что ты истинный брат вселенского папы». Фотий отвечал: «Благодарим Христа, Бога нашего, а также папу Иоанна, ибо он показал себя твердым в борьбе со схизматиками и содействовал общему умирению Церквей». Сейчас изложенные речи легата, Фотия и собора замечательны в том отношении, что легат старался приписать как можно больше значения папе в вопросе о восстановлении Фотия, а члены собора старались раскрыть, что участие папы в этом случае не выходило за пределы основанного на законах участия римского епископа в церковных делах. Этим заканчивается круг соборных рассуждений, вызванных публичным чтением письма папы к Фотию. Дальше на том же втором заседании читаны были различные послания восточных патриархов по делу восстановления Фотия; но они, что и естественно, не возбуждают больших прений. Легаты сделали предложение прочесть послания восточных патриархов. |
