Зал казался воплощением хаоса — такая же была бы, наверное, картина, если б поссорились строители, воздвигавшие вавилонскую башню. «Ну, сегодня речи здесь не нужны, — подумал Полтари, — сегодня собрание не состоится».

Пожалуй, так оно и вышло бы, если б вдруг не вскипел почему-то бывший уланский полковник, геркулесоподобный Янош Левицкий. Он стукнул ладонью по столу, покрытому зеленым сукном, да так, что стол с треском раскололся пополам. Сердитый рев Левицкого перекрыл шум:

— Эй, тише! Это я говорю! Кто недоволен, будет иметь дело со мной! Пускай подойдет ко мне!

Тотчас же воцарилась кладбищенская тишина, ибо лихой полковник, которого в комитате прозвали «бритым тигром», славился тем, что уже семерых уложил на дуэли, и все они были подданными его величества, нашего родного короля. А уж скольких врагов перебил он в битве под Садовой, сведений не поступало. В общем, странная получилась картина: казалось, гигантский пес раскрыл свою пасть и мгновенно проглотил весь шум, от которого остались теперь только рожки да ножки. И в этой внезапно наступившей тишине чье-то ворчанье почудилось громким криком — между прочим, это был голос адвоката Лиси.

— Ого! Ого!

Страшенные брови полковника насупились, и его колючие глаза Юпитера мрачно, зловеще уставились на хилого, сухопарого «народного вождя».

— А вам что угодно? — громовым голосом грянул полковник, и его нафабренные усы странно переместились — казалось, одно их крыло вытянулось книзу, чтоб проколоть противника (вот так жука прокалывают булавкой).

— Ничего, я только закашлялся, — с невольной робостью ответил главарь оппозиции, втянув голову даже не в плечи, а прямо в лопатки.

— Вот как? Тогда, дружок, пососите медвежью конфету.

Зал разразился хохотом. Все лица прояснились. Это презрительное замечание убило народного апостола. Улыбка на лицах оказала такое же действие на конституцией узаконенное неистовство, как мартовское солнце — на снег. Стоит венгерцу улыбнуться — и на небесных крыльях этой улыбки улетучится вся его желчь. И в этот миг зазвучал знаменитый серебряный голос Дёрдя Полтари:

— Ваше высокоблагородие, господин барон! Наш любимый и уважаемый губернатор!

Шумная оппозиция напоминала индюка, которому отрезали голову, но тело его еще бежит и прыгает несколько мгновений. Хотя Лиси и заставили замолкнуть, однако слова ставшего непопулярным оратора — козла отпущения нынешнего дня — были встречены громким гулом. Но вскоре гул улегся, и вице-губернатор спокойно мог продолжать свою приветственную речь.

— При нынешней политической ситуации, когда грозные тучи собираются над нашей отчизной, решение его апостольского величества императора и короля, гласящее, что нашим комитатом будет управлять такая благородная личность, как вы, вселяет спокойствие в наши сердца, ибо мы чувствуем добрую волю, излучаемую всем существом вашим, и знаем вашу глубокую мудрость (Скрипучий голос: «Дюрка, не ври!»), с помощью которой вы всегда найдете правильный путь между Сциллой и Харибдой, ибо знаем, что путеводной звездой для вашей милости всегда служит тройная звезда — любовь к отчизне, справедливость и истина.

— Говори, говори! — посыпались с разных сторон возгласы — крохи любопытства.

— Господи, и как удалось ему так прекрасно придумать! — покачал будто из камня вытесанной головой какой-то мелкий дворянин, время от времени высказывавший свои замечания незнакомому молодому человеку (Малинке), что стоял рядом с ним. — Да, голова у него на месте, верно?

Малинка не отвечал, он его не слышал даже. Ему казалось, что зал кружится вместе с ним, вся вселенная гудит, слова оратора сыплются, словно острые гвозди, свистят и прямо остриями ударяются в виски.