— Один, — ответила она.
— Полагаю, это был я? — мягко поинтересовался он.
Она кивнула.
— Это хорошо, — сказал он, и только в этот момент она поняла, что он расстегнул манжеты.
Она наблюдала, как его пальцы переместились к пуговицам на рубашке, во рту у нее пересохло, когда она спросила:
— А сколько раз целовали тебя?
Его губы изогнулись в улыбке.
— Один.
Ее глаза сразу переместились на его лицо.
— Как только я поцеловал тебя, — хрипло сказал он, — то понял, что все остальные поцелуи были недостойны этого названия.
Казалось, что сквозь комнату прошел разряд молнии. Воздух был пронизал электричеством, и Шарлотта больше не была уверена в своей способности стоять на ногах.
— Но я верю, — прошептал Нед, сокращая расстояние между ними и поднеся обе ее руки к своим губам, — что не закончу свои дни с одним-единственным поцелуем.
Шарлотта смогла лишь слегка покачать головой.
— Как же это произошло? — прошептала она.
Он удивленно вскинул голову.
— Как же произошло что?
— Это, — ответила она, словно это короткое местоимение могло все объяснить. — Ты. Я. Ты мой муж.
Он улыбнулся.
— Я в курсе.
— Я хочу, чтобы ты кое-что знал, — сказала она поспешно.
Он выглядел слегка позабавленным ее серьезностью.
— Что угодно, — тихо сказал он.
— Я сначала не хотела, чтобы так вышло, — сказала она, понимая, что этот момент очень важен. Ее брак был поспешно заключен, но он будет построен на честности, и она должна ему сказать, что в ее сердце. — Когда ты попросил меня занять место Лидии…
— Не говори так, — перебил он, его голос был тихим, но в нем чувствовалось напряжение.
— Что ты имеешь в виду?
Его голубые глаза полыхнули завораживающим огнем.
— Я не хочу, чтобы ты чувствовала, что заняла чье-то место. Ты моя жена. Ты. Шарлотта. Ты мой главный выбор, мой единственный выбор. — Его руки крепко сжали ее ладони, и напряжение в его голосе возросло. — Я благодарю Бога за тот день, когда твоя сестра решила, что ей необходимо в жизни больше поэзии.
Шарлотта почувствовала, что от удивления ее губы приоткрылись. Его слова заставили ее почувствовать себя больше, чем любимой; она почувствовала себя желанной.
— Я хочу, чтобы ты знал… — повторила она, опасаясь, что если слишком сильно сфокусируется на его словах, а не на своих, то растает в его объятиях прежде, чем скажет то, что ей нужно сказать. — Я хочу, чтобы ты знал, что я знаю, каждой клеточкой своего сердца, что я сделала правильный выбор, когда вышла за тебя этим утром. Я не знаю, откуда я знаю, и не думаю, что во всем этом есть какой-то смысл, а небеса знают, что ничто я так не ценю, как здравый смысл, но… но…
Он привлек ее к себе.
— Я знаю, — сказал он, его слова были заглушены ее волосами. — Знаю.
— Я думаю, что, возможно, люблю тебя, — прошептала она ему в рубашку, найдя в себе мужество произнести эти слова только, когда не смотрела ему в глаза.
Он застыл.
— Что ты сказала?
— Извини, — пролепетала она, чувствуя, как упало ее сердце от его реакции. — Я не должна была ничего говорить. Не сейчас.
Его ладони коснулись ее щек, и у нее не было другого выбора, кроме как посмотреть ему прямо в глаза.
— Что ты сказала? — повторил он свой вопрос. |