— Обычно за нарушение финансовой дисциплины накладывается дисциплинарное взыскание, но если обнаружена растрата или недостача, дело полагается передать прокурору, и, уж во всяком случае, виновник должен быть немедленно отстранен от работы…

Поспелов оживился.

— Значит, как я понимаю, Челушкина мы просто не имеем права оставить?

— Правильно, — подтвердил Алексей. — Где-то это граничит…

— Видите, Анна Андреевна, что говорит ваш муж? Муж, так сказать, а не может вас поддержать. — Поспелов торопился, ему не хотелось продолжать прения. — Проголосуем, товарищи?

За оставление Челушкина голосовали только Анна да Жестев, остальные, как всегда, склонились на сторону Поспелова — мужик опытный, знает, что к чему.

— А Челушкина в сторожа, — предложил Кучеров.

— Недоверие — и в сторожа? — спросила Анна.

— Я не пойду в сторожа, — сказал Челушкин.

— Ну, подыщем чего-нибудь, — торопливо сказал Поспелов. — Не к спеху. Решим лучше, кого кладовщиком…

Кучеров не дал Поспелову договорить:

— Прохорова. Исправный колхозник. Работал в сельпо. Человек проверенный, авторитетный…

— Попробуем… — Василий Кузьмич оживился. — Возражениев нет?

Прохорова протаскивали настолько наспех, что додуматься до «возражениев» никто просто не успел.

— Значит, утвержден, — сказал Василий Кузьмич и, чувствуя себя в чем-то виноватым, тотчас обернулся к Челушкину. — Ты, Гриша, не обижайся, без работы тебя не оставим…

Но Челушкин даже не ответил. Он хотел что-то сказать, пошевелил губами, не ответил, встал и быстро вышел за дверь.

Ну нельзя, нельзя так отпускать человека, и — Анна была убеждена в этом — хорошего человека…

— Я сейчас, — быстро проговорила она. — Я сейчас, Василий Кузьмич…

И вышла вслед за Челушкиным.

Он словно знал, что она выйдет, стоял у крыльца и носком сапога сбивал снег со ступеньки.

— Гриша, вы куда?

— Домой.

— Я провожу вас.

Они неторопливо пошли сквозь сгущающиеся сумерки.

— Как вы быстро сдались, — упрекнула Анна Челушкина. — Надо защищаться!

Он усмехнулся.

— Зачем?

— Вас обвиняют, а вы точно соглашаетесь! — Анна пытливо посмотрела на Челушкина. — Может, ее и не было — недостачи?

— Была.

Голос Челушкина звучал твердо.

— И вы знаете, как она образовалась?

— Конечно.

— Так вы что — просчитались или брали?

— Да не я брал…

— А кто?

— И вы в том числе.

— Да вы что, Гриша?

— А помните, взяли сотню яиц?

— Так мы же заплатили! Я сразу послала Алексея Ильича…

— Приходил. Спрашивает: подождешь?

— И вы ждете? Я завтра же расплачусь!

— Да не в том дело. Другие так же. Думаете, Василий Кузьмич не знает? Скажи я что, все равно против меня обернут. Начальство приезжает, кормить надо, вот и яичница и масло. Блины. Да и провешивался, конечно…

Анне нехорошо стало на душе.

— Мы это поломаем, заставим перерешить…

— И не пытайтесь. Думаете, Поспелов меня за недостачу?

— А за что?

— За ключи!

— За какие ключи?

— Да когда вам отдал.