Только лица из этого сословия имели в то время досуг и все средства
заняться летописным делом; говорим: все средства, потому что при тогдашнем положении духовных, особенно монахов, они имели возможность знать
современные события во всей их подробности и приобретать от верных людей сведения о событиях отдаленных. В монастырь приходил князь прежде всего
сообщить о замышляемом предприятии, испросить благословения на него, в монастырь прежде всего являлся с вестию об окончании предприятия;
духовные лица отправлялись обыкновенно послами, следовательно, им лучше других был известен ход переговоров; имеем право думать, что духовные
лица отправлялись послами, участвовали в заключении договоров сколько из уважения к их достоинству, могущего отвратить от них опасность, сколько
вследствие большого уменья их убеждать словами писания и большой власти в этом деле, столько же и вследствие грамотности, уменья написать
договор, знания обычных форм: иначе для чего бы смоленский князь поручил священнику Иеремии заключение договора с Ригою?
Должно думать, что духовные лица, как первые грамотеи, были первыми дьяками, первыми секретарями наших древних князей. Припомним также, что в
затруднительных обстоятельствах князья обыкновенно прибегали к советам духовенства; прибавим наконец, что духовные лица имели возможность знать
также очень хорошо самые подробности походов, ибо сопровождали войска и, будучи сторонними наблюдателями и вместе приближенными людьми к
князьям, могли сообщить вернейшие известия, чем самые ратные люди, находившиеся в деле. Из одного уже соображения всех этих обстоятельств мы
имели бы полное право заключить, что первые летописи наши вышли из рук духовных лиц, а если еще в самой летописи мы видим ясные доказательства
тому, что она составлена в монастыре, то обязаны успокоиться на этом и не искать другого какого нибудь места и других лиц для составления
первоначальной, краткой летописи, первоначальных кратких записок.
Зная, что дошедшая до нас первоначальная летопись вышла из рук духовенства, мы должны теперь обратиться к вопросу: в каком виде дошла до нас эта
летопись?
Летопись дошла до нас во множестве списков, из которых самый древний не ранее XIV века; из всех этих списков нет ни одного, в котором бы не было
заметно явных вставок, следовательно, все списки летописей, древние и позднейшие, представляются нам в виде сборников. При рассматривании этих
списков мы замечаем, что в них начальная летопись о Русской земле, сохраняя явственно одну общую основу, разнится не только по языку, что легко
объясняется временем составления того или другого списка или сборника, но также разнится в подробностях событий, и в одних списках недостает под
известными годами таких событий, какие находим в других. Отсюда рождается первый, главный для историка вопрос: как пользоваться этими
подробностями, этими лишними известиями, которые находятся в одних, преимущественно позднейших, сборниках и недостают в других.
Критика историческая прошедшего столетия решила этот вопрос так, что должно пользоваться только известиями, находящимися в древних списках, и
считать прибавочные известия поздних сборников за позднейшие сочинения, вымыслы. Но в наше время при возмужалости исторической критики таким
приговором удовольствоваться нельзя. Одно обстоятельство позднего составления сборника не может в глазах историка заподозрить верности известий,
в нем содержащихся, потому что составитель позднейшего сборника, например XVII века, мог пользоваться списками древнейшими, для нас потерянными;
следовательно, всякое новое известие, находящееся в позднейших сборниках, должно быть подвергаемо критике само по себе, без отношения к позднему
составлению. |