|
Эти меры пришлось принять против одного из самых знаменитых монастырей в государстве. Мы уже упоминали о смуте, происшедшей в Соловках по поводу новоисправленных книг. В то самое время, как вопрос об этих книгах окончательно решался в Москве, соловецкие монахи опять напомнили о себе челобитьем на нового архимандрита своего, Варфоломея, и «на угодника его, а монастырю владельца, келаря Савватия Обрютина, которые пьянственным и всяким нестройным житием устав и чин св. Зосимы и Савватия нарушили и во всю Русскую землю св. обитель сотворили бесчестну и поносну, священников и дьяконов и рядовую братью напрасно плетьми бьют насмерть, в тюрьмы глухие сажают, голодом морят и, ограбив, вон высылают из монастыря, чтоб про них впредь никто ничего не говорил». В 1666 году Варфоломей был вызван в Москву и подал сказку: «В 1663 году в январе месяце призвал я в алтарь священников и дьяконов и говорил им, чтоб быть в пении и службе по указу великого государя и соборному изложению. В это время начал на меня кричать дьякон Нил: держишься ты уставщика еретика попа Геронтия, да и сам ты еретик: он тебя ереси научил; Арсений Грек научил ереси патриарха Никона, а Никон научил ереси государя. За это дьякон Нил бит безо всякой пощады». Несмотря на то что Варфоломей указал причину нерасположения к себе соловецкой братии, его не хотели снова послать к ней архимандритом, дали ему другой монастырь, а в Соловецкий на его место поставили Иосифа, соловецкого же монаха. Осенью 1666 года отправился в Соловецкий монастырь ярославского Спасского монастыря архимандрит Сергий. Он собрал монахов и прочел им указ государев, грамоты и наказ архиерейского собора. В ответ раздались крики: «Указу великого государя мы послушны и во всем ему повинуемся, а повеления о символе веры, о сложении перстов, о аллилуии и новоизданных печатных книг не приемлем!» Тут встает Никанор, бывший архимандрит Саввина монастыря, живший в Соловках на покое; Никанор поднимает руку, складывает три первые пальца и кричит: «Это учение и предание латинское, предание антихристово, я готов пострадать! Да у вас теперь и главы, патриарха, нет, и без него вы не крепки!» «Выберите кого нибудь, с кем бы можно было говорить без шума», – сказал Сергий монахам. «Геронтий! Геронтий!» – раздалось со всех сторон. Выступает Геронтий и начинает: «Зачем вы в молитве „Господи Иисусе!“ отъемлете сына божия?» Оратор был прерван страшным воплем: «Ох, ох! горе нам! отнимают у нас сына божия! где вы девали имя сына божия!» Когда крики утихли, Геронтий взял книгу с житием Евфросина, стал на стул, начал читать и увещевать: «Не прельщайтеся и не слушайте такового учения!» От этих речей встал мятеж и крик больше прежнего. С толпою нельзя было сладить; Сергий попробовал поговорить с Геронтием в келье при немногих свидетелях; но и этот спор кончился ничем; Геронтий говорил: «Прежде от Соловецкого монастыря вся Русская земля всяким благочестием просвещалась и ни под каким зазором Соловецкий монастырь не бывал, яко столп и утверждение и светило сиял; вы теперь новой вере от греков учитесь, а греческих архиереев самих к нам в монастырь под начал присылают, они креститься не умеют, мы их самих учим, как креститься». Сергий, чтоб сломить противника, прибег к страшному средству; он стал спрашивать: «Великий государь царь Алексей Михайлович благоверен ли, благочестив ли, и православен ли, и христианский ли царь?» «Благоверен, благочестив и православен», – отвечал Геронтий с товарищами. |
