Изменить размер шрифта - +
Я написал в этом смысле в Россию; но если это не удастся, то мы

будем вовлечены в войну против родного племянника; одна мысль об этой войне, признаюсь, мне противна». Генрих, который гораздо откровеннее

высказывал свое сочувствие племяннику, просил брата убедить русскую императрицу не очень волноваться шведскими событиями, убедить, что главное

внимание ее должно быть обращено на турецкую войну. Если она для шведской войны поспешит заключением мира с Портою, то потеряет существенные

выгоды и подвергнется большим затруднениям: венский двор может снова броситься на сторону Франции, которая обязана поддержать Швецию. «Я

согласен, – писал Генрих, – что трудно найти средину между интересами императрицы и шведского короля, но лишь бы протянуть время, можно всего

надеяться».
Принц Генрих переслал Екатерине Письмо шведского короля, в котором тот, оправдывая свой поступок, писал, что если б он не предупредил, то сам

немедленно был бы заключен или убит. Екатерина отвечала Генриху: «Все это было бы для нас фамильным делом, мы погоревали бы, побеспокоились. Но

к несчастию, шведская революция имела другие причины. Ваше королевское высочество хорошо это знаете. Переворот произведен интригою и деньгами

Франции, а не опасностию, которой подвергался король, ни желанием возвратить свободу нации. Будучи уверена, что переворот произведен державою,

самою враждебною моим делам, и что государь, связанный со мною самыми близкими кровными узами, обманут ею, будучи проникнута горестию как

родственница, что я должна чувствовать как русская императрица, обязанная заботиться о безопасности своего народа?» Раздражение Екатерины

усиливалось известиями, что в Швеции правительство рассеивает в народе слухи о враждебных намерениях России. По этому поводу она написала

заметку для Остермана: «Я думаю, что вы у места и, кстати, не упустите сделать употребление из того, что ныне в Швеции нигде не оставляется жало

противу соседей в нации поощрять. Надобно, чтоб и они знали, что соседи на это рефлекцию делают и что они пустым комплиментом вероломного короля

не обмануты. Знатно для отвращенья нации от собственного состояния ей дают другой объект».
В своем беспокойстве насчет беспокойства русской императрицы прусский король и его брат были утешены известием о разрыве Фокшанского конгресса,

что должно было отвлечь внимание России от Швеции. 20 сентября Фридрих писал Сольмсу: «Узнавши о прекращении Фокшанского конгресса, я не могу

дать России лучшего совета, как скрыть свой гнев относительно шведской революции: это нетрудно, ибо Швеция не в состоянии на первый год

предпринять что либо враждебное против нее». Получивши известие о решении Совета 23 августа оставаться относительно Швеции только в

оборонительном положении, Фридрих был в восторге.
Вследствие этого решения Совета Панин писал Остерману: «Разные части политических наших дел и расположений не достигли еще той зрелости, чтоб

отныне уже можно было определить и умерить те точные поступки, каковыми для славы ее импер. в ства и для существительной государственной пользы

удобнее, выгоднее и приличнее нам будет ополчиться и действовать противу захваченного королем шведским самовластия; но столько, однако ж, могу я

с подлинностию сказать, что меры наши будут наперед соглашаемы с союзными и дружественными дворами и что, когда время раскроет завесу для явных

деяний, мы на театре не одни явимся, а всемерно с добрыми и надежными помощниками. До тех пор требует от нас благоразумие оставаться в пассивном

примечании и бдением за всеми намерениями и шагами короля, шведского, довольствуясь между тем мало помалу, и под рукою заготовлять собственную

свою оборону и ополчение.
Быстрый переход