|
Побродите по старым дорожкам, и вы непременно ее увидите: всю в потеках, сколах и трещинах, заросшую чахлой травой и сорняками. От надгробия веет холодом, имя покойника стерлось. Статуя — если она была — или без головы, или покрыта мхом и плесенью, отчего похожа на гриб. Если вам кажется, что могила пострадала от рук вандалов, это упырья дверь. Если при виде могилы вам хочется убежать подальше, это упырья дверь. На кладбище Никта тоже была такая могила. Она есть на каждом кладбище. Сайлес уезжал. Сначала, узнав об этом, Никт расстроился. Теперь он просто злился. — Ну почему?! — Я уже сказал. Мне нужно кое-что выяснить. Для этого нужно кое-куда поехать. Чтобы куда-то поехать, нужно уехать отсюда. Мы с тобой уже все обсудили. — Неужели это такие важные дела? — Никт пытался понять своим шестилетним умом, что заставляет Сайлеса его бросить. Не получалось. — Это несправедливо! Опекун невозмутимо ответил: — Никто Оуэнс, справедливость здесь совершенно ни при чем. Как есть, так есть. Слова его Никта не убедили. — Ты должен за мной присматривать. Ты сам говорил! — Как твой опекун, я за тебя отвечаю. К счастью, эту ответственность готов нести не я один. — А куда ты вообще едешь? — Туда, куда нужно. Где я смогу узнать то, чего не узнаю здесь. Никт фыркнул и ушел, пиная воображаемые камни, в северо-западную часть кладбища. Там разрослись настоящие джунгли, с которыми не могли справиться ни смотритель, ни местное Общество друзей кладбища. Никт разбудил целую семью покойных викторианских детей — все не дожили до десяти лет — и поиграл с ними в прятки. Все это время Никт убеждал себя, что Сайлес никуда не уедет, что все будет как раньше. Однако, когда он закончил играть и снова прибежал к старой часовне, его надежду развеяли сразу две новости. Первая — саквояж. Никт сразу догадался, что он принадлежит Сайлесу — старый и очень красивый, черной кожи, с черной ручкой и латунными застежками. С таким саквояжем мог ходить викторианский врач или гробовщик, у которого с собой должны быть все инструменты, необходимые для его ремесла. Никт попытался заглянуть внутрь, но саквояж был заперт на замок. Попробовал поднять — нет, слишком тяжелый. Это была первая новость. Вторая сидела на скамейке у часовни. — Никт, — сказал Сайлес, — это мисс Лупеску. Наружность мисс Лупеску нельзя было назвать приятной: кислая мина, седые волосы (хотя сухощавое лицо казалось не таким уж старым), кривоватые зубы. Мисс Лупеску была в просторном макинтоше и мужском галстуке. — Здравствуйте, мисс Лупеску, — сказал Никт. Мисс Лупеску ничего не ответила, только втянула носом воздух. Потом сказала Сайлесу: — Так. Значит, это он. Она встала и обошла вокруг Никта, раздувая ноздри, словно обнюхивая его. Остановилась и сказала: — Будешь являться ко мне утром и вечером. Я сняла комнату вон в том доме. — Она указала на еле видневшуюся над деревьями крышу. — Все время буду проводить на кладбище. Я приехала как историк, изучаю историю старых захоронений. Ты все понял, мальчик? Гата?[3] — Никт. Я Никт, а не мальчик. — Сокращенно от «Никто». Глупое имя. Уменьшительно-ласкательное. Мне оно не нравится. Я буду называть тебя мальчиком. А ты меня — мисс Лупеску. Никт умоляюще посмотрел на Сайлеса, но не нашел в его лице сочувствия. Опекун поднял саквояж и сказал: — Я отдаю тебя в хорошие руки. Не сомневаюсь, что вы с мисс Лупеску поладите. — Не поладим! Она гадкая! — Так говорить очень невежливо, — сказал Сайлес. |
