– Потому что они нас боятся. Я имею в виду ООН, а особенно – развитые страны… С помощью чаго мы можем создать общество, которое не будет нуждаться в их подачках. Мы являемся живым вызовом всем их идеалам. Там мы как будто снова возвращаемся к колыбели человечества, когда не существовало ни философии, ни религии, ни законов. Чтобы приобрести что-то, достаточно на это просто взглянуть. Или, вернее, вообразить… Вспомни сказки – разве не к этому исстари стремились люди? Что ж, теперь они сбылись. Я читала, изучала политику, философию и многое другое. Все это есть там… – Я махнула рукой в сторону горизонта. – Ты можешь вообразить банки данных, хранилища информации размером с самый большой небоскреб? Я могу, потому что видела их собственными глазами. И там содержатся данные, касающиеся не только нашей истории. Каждый может узнать все о других народах, о других расах разумных существ. И не только узнать – можно отправиться к ним, стать ими, жить их жизнью, видеть, познавать окружающее при помощи их органов чувств. Мы не первые, Шан. Мы только звено в длинной-предлинной цепочке, и история на нас не заканчивается. Но это не мешает нам владеть всем миром. Мы сможем контролировать, изменять физическую реальность, приспосабливать ее к своим нуждам так же легко, как компьютер обрабатывает информацию.
– Да бог с ними, с мировыми державами!.. Ты пугаешь меня, Тен!
Мне всегда нравилось, когда он называл меня Тен. В том, как Шан это произносил, было что-то особенное, неповторимое.
Потом он спросил:
– А как же твоя семья?
– Маленькое Яичко живет в поселке, который называется Киландуи. Там собрались ткачи, и она теперь тоже ткачиха. Они изготавливают превосходную парчу. Я часто с ней вижусь.
– А твои отец и мать?
– Я обязательно их найду.
Но на большинство вопросов я могла дать только один ответ: «Идем со мной, и я все тебе покажу».
Этот ответ я приберегла напоследок. И, как я и ожидала, он потряс Шана. Бедняга даже покачнулся, словно от удара.
– Похоже, ты говоришь серьезно… – пробормотал он.
– Почему бы мне не быть серьезной? Однажды ты привел меня к себе домой, позволь теперь мне пригласить тебя к себе. Но сначала скажи… Все-таки прошел целый год и многое изменилось…
Шан понял.
– Этот костюм тебе очень идет, – сказал он. – И ты по-прежнему мне очень нравишься.
Мы много смеялись, вспоминали прошлое, которое почти позабыли. Было очень приятно стряхнуть пыль, пепел и ржавчину и снова почувствовать себя живым человеком. Я помню, как заглянувшая в номер горничная увидела нас, невольно ахнула… и ушла, хихикая и зажимая рот ладонью.
Шан однажды сказал мне, что «Золотой век» великой Британской империи, век ее наибольшего расцвета, зиждился на четырех простых словах – почему бы и нет? На протяжении целого тысячелетия христианство правило Англией с помощью вопроса «Зачем?». Зачем нужно возводить соборы, писать пьесы, открывать новые земли, развивать новые науки, основывать банки и строить заводы? На этот вопрос елизаветинская эпоха ответила просто: «Почему бы и нет?» – и с этого все началось.
По складу характера Шан оказался тем самым жителем елизаветинской эпохи, который на любой вопрос способен был ответить: почему бы и нет? Я не сомневаюсь, что ему вовсе не хочется возвращаться к колонкам цифр, дебету и кредиту, к налоговым ловушкам – к унылому, серому городу, к унылому, серому, умирающему миру, который, хотя и выглядел стабильным и безопасным, ничего не обещал в будущем. Я же предлагала ему мир совершенно новый, молодой, который бы мы могли строить своими собственными руками. Я предлагала будущее, и не только для нас, но и для миллионов других людей. |