Я предлагала будущее, и не только для нас, но и для миллионов других людей. Перед нами лежали тысячи дорог, тысячи способов устроить свою жизнь, а главное, если бы вдруг что-то не задалось, у нас всегда оставалась возможность скатать созданное, как ком гончарной глины, и начать лепить заново.
Мне это было очевидно, но я не торопила Шана с ответом. Он, как и я, понимал, что ему предстоит сделать трудный выбор. Потерять свой мир – или потерять друг друга; именно так стоял вопрос, а с подобными проблемами мы сталкиваемся далеко не каждый день. Поэтому, пока он думал, я вовсю наслаждалась удобствами, которые мог предоставить мне отель.
В один из дней я решила принять ванну. В номере была отличная ванная комната, где к тому же было полным-полно разных приятных мелочей, выдававшихся бесплатно. И вот, лежа в душистой горячей пене, я услышала, что Шан снял телефонную трубку. О чем он говорил, с кем говорил, я не поняла, однако беседа заняла у него несколько минут.
Когда я вернулась в спальню, мой друг сидел на кровати, а рядом на покрывале стоял телефонный аппарат. Лицо у Шана было очень строгое и официальное.
– Я только что звонил Жан-Полю, – заявил он. – И сказал ему, что увольняюсь.
Через два дня мы отправились к границе чаго. Ехать пришлось на матату. В школах как раз начались каникулы, и в кузов скоро набилось очень много детей, возвращавшихся домой, к родителям. Садясь в матату, дети галдели, смеялись, шумели, и было видно, что оптимизма и энергии им не занимать. Но, углядев нас, они тотчас наклонялись друг к другу и принимались о чем-то шептаться. Шан это заметил.
– Они обсуждают нас, – сказал он.
– Просто они знают, кто я такая и чем занимаюсь. Одна из девочек, одетая в черно-белую школьную форму, как видно, понимала по-английски. Наградив Шана убийственным взглядом, она сказала:
– Тенделео – воин. С ней мы снова станем народом.
Большинство детей вышли в Капсабете, где они пересаживались на другие матату. Мы не поехали дальше и вскоре оказались в самом сердце Нанди. Это была холмистая, зеленая возвышенность, отдаленно похожая на родину Шана – Англию. Я попросила водителя остановиться сразу за придорожным металлическим крестом, воздвигнутом на том месте, где когда-то давно скончался или погиб кто-то из путников.
– И что дальше? – спросил Шан, садясь на небольшой рюкзачок с теми немногими вещами, которые я разрешила ему взять с собой.
– Дальше будем ждать, – ответила я. – Не волнуйся, это недолго.
По красной глинистой дороге проехало двадцать автомобилей, навстречу им прошла санитарная колонна, два грузовика и междугородный автобус. Потом из мрака между деревьями бесшумно возникли Меджи, Хамид и Наоми, похожие не то на тени, не то на персонажи из сновидения. Они помахали нам рукой. Позади них из зарослей выходили мужчины, женщины, дети – целые семьи, включавшие грудных младенцев и древних стариков. Всего их было два десятка человек – два десятка наших новых граждан, которые по одному появлялись из темноты, боязливо оглядывались и бегом пересекали прямую как стрела пустынную дорогу.
Поздоровавшись со мной, Меджи смерил Шана взглядом.
– Это он?
– Да, это Шан.
– Я думал, он будет, гм-м…
– Белее? – спросил Шан.
Меджи рассмеялся и, пожав ему руку, представился сам и назвал остальных проводников. Затем он достал из кармана аэрозольный баллончик и принялся опрыскивать Шана защитным спреем. Шан отскочил и закашлялся:
– Что это за штуковина?
– Стой спокойно, если не хочешь, чтобы твоя одежда рассыпалась на куски, когда мы войдем в чаго, – сказала я.
Наоми перевела мои слова остальным. |