Закончив обрабатывать одежду Шана, Меджи побрызгал из баллончика его рюкзак.

– Дальше пойдем пешком, – объяснила я Шану. Ночь мы провели в хижине вождя в деревне Сенгало.

Это была конечная остановка нашей железной дороги. Еще в бытность свою одной из «Девочек Дуста» я твердо усвоила, что друзей нужно заводить где только можно. Поэтому я не стала прятать Шана от тех, кто приходил в деревню поглазеть на «живого чернокожего англичанина», рассудив про себя, что от него не убудет. Правда, сначала Шан счел столь бесцеремонное разглядывание унизительным, но в конце концов успокоился и рассказал любопытствующим свою историю. Я, как могла, переводила. Когда Шан закончил, толпа, собравшаяся у дома вождя, захлопала в ладоши и защелкала пальцами в знак одобрения.

– Ах, Тенделео, разве мне с ним сравниться? – полушутя сказал Меджи, когда люди разошлись.

В ту ночь я спала плохо и часто просыпалась. Мне чудилось гудение самолета, приближавшегося к деревне под прикрытием грозового фронта.

– Я тебе мешаю? – спрашивал Шан сквозь дрему.

– Нет, не ты. Спи спокойно.

Нас разбудил солнечный свет, пробивавшийся сквозь щели в стене из толстых бамбуковых стволов. Пока Шан умывался перед хижиной (за ним пристально следили десятка три ребятишек, живо интересовавшихся, сойдет или не сойдет от воды черная краска), мы с вождем настроили его коротковолновый приемник на частоты, которыми пользовалась ООН. В эфире шел активный радиообмен на клингонском наречии, но нас это не сбило. Вы, американцы, считаете, что только вы смотрите «Звездный путь».

– Их кто-то предупредил, – сказал вождь.

И мы начали доставать оборудование и снаряжение из тайника под домом вождя. Шан с интересом наблюдал за тем, как Хамид, Наоми, Меджи и я надевали коммуникаторы. Он ничего не сказал, когда черно-зеленый комок чаго-пластика укрепился у меня на затылке и вырастил два щупальца, протянувшиеся к моему уху и губам, и только покачал головой.

– Можно? – спросил он, протягивая руку к моему посоху.

– Не бойся, он тебя не укусит.

Шан пристально разглядывал янтарно-желтый, величиной с кулак набалдашник с выгравированным на нем изображением шара, состоявшего из черных и белых шестиугольников.

– Это что – футбольный мяч? Не знал, что ты болельщица, – заметил он.

– Это «сфера Бакминстера», схематическое изображение молекулы фуллерена, – объяснила я. – Можно сказать, что это наш герб, символ нашего могущества.

И снова Шан ничего не сказал, просто молча вернул мне посох. Мы тем временем достали наши автоматы, зарядили, проверили и тронулись в путь. В тот день мы шли через заброшенные поля и разрушенные деревни на восток вдоль отрогов Нанди. И все это время мы слышали далекий гул вертолетов. Время от времени мы даже видели их сквозь разрывы в плотном покрывале листвы над нашими головами. Вертолеты кружили высоко в небе и напоминали крупных черных москитов. Стариков и женщин рев их турбин пугал: я тоже тревожилась, хотя и не хотела этого показывать. Отозвав проводников в сторону, я сказала:

– Вертолеты нас нагоняют.

Хамид кивнул. Это был тихий двадцатидвухлетний парень с черной, как у настоящего эфиопа, кожей, козлиной бородкой и грустными темно-карими глазами. Несмотря на молодость, он успел окончить факультет политологии Университета Найроби.

– Но ведь каждый раз мы идем другим путем, – сказал он. – Откуда они узнали, какую тропу мы избрали сегодня?

– Нас кто-то предал, – предположил Меджи.

– Не может быть! Ведь мы выбрали этот маршрут совершенно случайно.