Теперь же Война, пылавшая на огромном
расстоянии от Земли, Война, поглотившая родину Ксены без остатка, — она тоже зависела от единственного орудия, установленного на
«Колыбели». С веками в этом мире как будто ничего не менялось.
На экране высветился ответ: «Волков. Указание принято», и Ксена прихлопнула салфетку.
Один точный выстрел — и родина спасена. Одна ошибка — и родины больше нет.
* * *
— Гады повсюду, — сказал бармен, двигая Андрею рюмку. — Свалились на голову... Говорят, всего два десятка. А как будто миллион. Мне даже
китайцы не так глаза мозолят. — Он кивнул на монитор под потолком. — Везде они, везде! Переговоры у них опять. У них каждый день
переговоры, понимаешь? И о чем они там переговариваются? Миссия у них! Вот только миссии нам и не хватало. Хуже китайцев!
Он произнес это с таким надрывом, что не ответить было бы свинством.
— Не любишь китайцев? — проронил Андрей.
—Теперь они мне как братья! Да мы и есть братья против этих... яйценесущих, п-пёс знает куда кладущих, перепончатых, б-бля, жопокрылых!
— Да вроде нет. Ни яиц, ни крыльев.
— Это снаружи, снаружи! — громко прошептал бармен. — А внутри сопли у них. Сопли вместо души. Они как жабы, понимаешь? Одни рефлексы.
Андрей опрокинул в себя рюмку и меланхолично зажевал маслиной. Бармен, не спрашивая, налил снова.
— У меня друг детства врач, — продолжал он с напором. — В морге работает... ну врач, в общем. Так вот, дружок объяснил популярно: ниже
температура тела — значит, все ниже, все прохладней. Любой эстонский тормоз по сравнению с гадами просто мачо, понимаешь?
Андрей скупо усмехнулся.
— Политкорректность не входит в твои обязанности, да?
— А я никому ничего не обязан. С завтрашнего дня.
— Выгнали?
— Сам, сам. Муторно стало. Тошно мне, понимаешь?
— Это — понимаю.
— Поеду к бабке. Бабка старая у меня, но еще живая. Ого-го, какая живая. В Воронеже бабка. Вот туда и поеду. Уже билет есть. — Бармен
стукнул по стойке второй рюмкой и, нацедив себе чего-то маслянистого, решительно проглотил. — Вот так вот. Завтра поеду.
Бар пустовал. В соседней стекляшке фастфуда несколько пассажиров азартно кусали гамбургеры, а сюда, к высоким табуретам и крепким
коктейлям, не заходил никто. Андрей прилетел в семь ноль-ноль и до восьми оставался единственным посетителем.
Рейс приняли в Шереметьеве-4 — пять лет назад этого аэропорта не было и в помине. На подлете Андрей вглядывался в иллюминатор, но тучи
лежали плотно, а когда самолет вынырнул снизу, вокруг был только лес.
Андрей ступил на бегущую дорожку с бесконечно повторяющимся «Welcome!» и через пару минут уже стоял в центральном зале: ни таможни, ни
паспортного контроля — кругом автоматические, готовые распахнуться двери.
Заветная мечта туриста исполнилась: он перестал быть туристом.
Андрей был дома, в родном городе родной... когда-то — страны, а теперь — административной макроединицы общего государства. Он торчал
посреди зала, как нищий в супермаркете, и не мог сдвинуться с места. Он не знал, куда ему идти — в родном городе родной... единицы.
Стив, напутствуя, велел вживаться и привыкать, как будто Андрей летел за границу. |