|
Но, главное, она хотела видеть и знать. А увидев, сразу почувствовала, что знала это всегда. Забылась даже память о прежнем незнании, ей все это было знакомо. Никто ей никогда ничего такого не рассказывал, она без особого внимания наблюдала жизнь животных вокруг себя, они были для нее слишком привычны. Простые и грубые, но совершенно естественные и неинтересные. А брат держался так, как будто всегда все знал. Возможно, он и раньше уже такое видел. Миранде Поль не обмолвился ни словом, но теперь ей была известна, по крайней мере, часть известного ему. Она начала понимать то, что неопределенно, подсознательно таилось в глубинах ее души и тела, — теперь это смутное, инстинктивное знание постепенно, понемногу становилось определеннее и яснее, хотя она еще не сознавала, что познает то, от чего ей никуда не деться. Поль произнес тихо, словно говоря о чем-то запретном:
— Они уже были готовы родиться. — И еще понизил голос на последнем слове. — Я знаю, — кивнула Миранда. — Как котята. Знаю, знаю. Как маленькие дети. — Она поднялась с колен и стояла, держа винчестер подмышкой и глядя сверху на кровавые останки, тихо и вне себя от волнения. — Я не возьму эту шкурку, — проговорила она. — Не нужна она мне. Поль запихнул маленьких кроликов обратно в живот матери, завернул в снятую шкурку, отнес в кусты и запрятал там. Возвратившись, он заговорил с Мирандой совсем другим, непривычным доверительным тоном, словно открыл ей как равной важную тайну: — Теперь слушай меня. Слушай внимательно и запомни хорошенько. Не проговорись никому про то, что ты тут видела. Никому на свете. Особенно папаше, потому что мне будут большие неприятности. Он скажет, что я учу тебя вещам, которые тебе не надо знать. Он все время это говорит. А теперь иди и помни, чтоб не вздумала кому-нибудь невзначай проболтаться, по своей привычке… Это секрет. Никому ни слова. Миранда никому и не рассказала, ей даже никогда и не хотелось. Первые несколько дней она все время про это помнила, и на душе у нее было тяжело и смутно. А потом память потихоньку ушла на дно и залегла там на добрых двадцать лет, заваленная грудой других впечатлений. Но однажды, когда Миранда пробиралась среди луж и отбросов по базарной улице чужого города в чужой стране, ей вдруг отчетливо, в подлинных красках, словно сценка в окне, ничуть не изменившаяся с того давнего времени, представился всплывший из темных глубин этот случай. Невесть почему она так испугалась, что остановилась, уставившись перед собой. Как сквозь дымку, она видела индуса и у него на подносе — фигурки из крашеного сахара: птички, цыплята, кролики, овечки, свинки. Все — ярких цветов и пахли чем-то вроде ванили… На базаре было очень жарко, среди груд сырого мяса и полузавядших цветов, стоял сладкий запах распада, как на заброшенном кладбище в тот день, который смутно запомнился ей только тем, что в этот день они с братом нашли сокровища в пустых могилах. Едва она об этом подумала, как ужасное видение растаяло, она отчетливо увидела брата, чье мальчишеское лицо успела забыть, — он снова стоял, залитый лучами солнца, снова двенадцатилетний, улыбающийся, довольный, и вертел в руках серебряного голубя. |
