Фыркая, как морской лев, он принял душ, натянул свежую майку и упал на кровать. Играть в теннис в такую жару – на такое способна только тетка. Вот ведь старая перечница! Другие в ее годы держатся за все места и еле ползают. Мать вон в сорок девять от инфаркта умерла, а эта скачет, как молоденькая. Да и сам он на двадцать три года моложе, а после трех сетов еле дышит. Продул, разумеется, в сухую, позорище. Хорошо хоть Ника не видела, сказала, что пойдет посидит где-нибудь в беседке, в тенечке. А то засмеяла бы.
Ника, Ника, ох и капризная же стерва! И сдалась же она ему? Что же было такое в этой наглой и глупой суке, что он, как мальчишка, пустил слюни до земли? Как мальчишка – или как похотливый старикашка? Он, убежденный холостяк! Несмотря на неказистую внешность, ему никогда не приходилось жаловаться на отсутствие женского внимания: добрый, веселый, нежадный. И карман не пустой, и язык хорошо подвешен, и в постели умеет… много гитик. Отец, такой же мелкий и страшненький, умудрился жениться на матери – невероятной красавице. Он всегда говорил, что мужчине для успеха нужно быть чуть-чуть красивее обезьяны. И что мышь копны не боится. Дима и не боялся, а девки так к нему и липли. Так зачем же ему понадобилась эта бессовестная дрянь, которая даже не дает себе труда притвориться, что ей от него нужны не только деньги?
А собственно, почему она должна притворяться? Ведь он сам тоже не притворяется, что любит ее. Ника – просто один из экспонатов его коллекции. Красивый экспонат, который захотелось иметь всегда под рукой. И в какой-то момент это желание пересилило здравый смысл и трезвый расчет. Вот, например, здорово иметь огромного говорящего попугая. Забавно. Особенно когда он начинает ругаться матом при гостях. Но ведь его надо кормить, поить, чистить клетку, лечить, если заболеет. Вот так и с этой куклой, назвать которую женой можно только номинально. Кроме удовольствия выйти в свет с красивой дамой (да и то все вокруг шепчутся, что купил), пользы, как от молотка из говна. Хозяйка никакая, в постели – мореный дуб, нервы треплет, а денег на нее уходит… К тому же потаскуха страшенная, разве что под паровозом еще не лежала, только и следи, чтобы заразу домой не притащила, благо хоть, что в семье есть свой венеролог.
Короче, терпение у Димы стало уже подходить к концу, но тут Ника заявила, что ждет ребенка. Вернее, не ждет и ждать не желает, а поэтому просит благословения и материальной помощи на аборт. Он сначала опешил, а потом наложил на аборт вето.
Еще чего! Убить его ребенка!
Или не его?
Нет, так думать нельзя!
С тех пор он обращался с Никой не как с женой, а как с живым инкубатором. Она чего-то там хочет? Перебьется! Будет делать только то, что полезно для ребенка. Она его за это ненавидит? Плевать! Пусть только родит и выкормит, а там уж он найдет способ, чтобы ребенка этого самого у нее отобрать. Его дядя Кирилл точно так же отсудил у своей жены Светку, а он чем хуже?
Под окном раздался шорох, что-то мягко стукнуло и покатилось по ковру. Дима приподнялся на локте, посмотрел. Под тумбочку закатился какой-то маленький светлый предмет. Прежде чем поднять его, Дима выглянул наружу. Их с Никой комната, расположенная на первом этаже в задней части дома, выходила единственным окном в сад, прямо в заросли сирени. Плотные кожистые листья закрывали его сплошным занавесом, создавая в комнате прохладный узорчатый полумрак.
Никого. Да и попробуй еще продерись сквозь густо растущие кусты.
Пожав плечами, Дима нагнулся и достал из-под тумбочки что-то маленькое, завернутое в бумагу. Он развернул листок и увидел самый обыкновенный кусочек гравия, из тех, что покрывали садовые дорожки. Хмыкнув сердито, Дима уже хотел выбросить камень обратно за окно и тут заметил на скомканном листке буквы. Крупные печатные буквы, написанные черной гелевой ручкой.
«Будь осторожен! Смотри по сторонам!»
* * *
- Да пойми же ты, папа, в конце концов, я о ней беспокоюсь!
Анна ходила по чугунной, увитой диким виноградом беседке – три шага и поворот, три шага и снова поворот – и пыталась доказать что-то сидящему на широкой скамейке отцу. |