- Не вступится за меня никто, - возразил Иван. - А Владимирко Галицкий стрый мне. Повсюду достанет.

    - Хм, - с сомнением окинул его взором берладник. - Тогда тебе и впрямь деваться некуда… Коли так, провожу до Добруджи. Да только всё одно, помяни моё слово - не приживёшься ты у нас. В здешних краях многие князьями да боярами обижены, вежеству не обучены и на коленях ползать никого не заставишь.

    - Как бы мне самому на коленях стоять не пришлось, - ломая гордость, бросил Иван.

    - Мы народ вольный. Воеводой у нас не за родовитость и богатство, а за ум и силу выкликают. Сами спины ни перед кем не гнём и другим не даём… Ладно, едем. Чего попусту стоять!

    Иван обернулся к своим, подозвал ближе. Берладник тоже позвал свой отряд. Был он числом помене, но воины глядели смело, задиристо. Дескать, только скажи кто про нас худое слово - мигом на копья подымем. Но, видя, что старшой глядит мирно, никто за мечи и сулицы не хватался.

    Поехали берегом реки. Иван с берладником впереди, обе дружины поодаль, не смешиваясь. Только Мирон держался ближе к князю да из берладников выделился ражий детина такого разбойного вида, что Иван кивнул в его сторону:

    - Не беглый ли тать?

    - Тимоха? - хохотнул берладник. - То советчик мой, Тимоха-попович. Не по нутру, вишь, пришлась ему жизнь в отчем доме. Не похотел весь век молебныслужить да крестом народ осенять - бросил всё да и подался на Дунай. Силой Бог не обделил. Коня на плечах подымает. Каково? А зачнёт мечом махать - так только держись.

    - А ты сам не боярского рода будешь? - спросил Иван, сбоку оглядывая берладника. - Броня на тебе больно ладная…

    - Броню сам делал. Коваль я. С Киева пришёл. Звать Домажиром…

    Он замолчал, не сразу решившись поведать, что привело его на Дунай. Но путь был не близкий, так что слово за слово, а знал Иван о Домажире всё.

    Был когда-то Домажир первым ковалём на Подоле - с рассвета у его кузни народ толпился. Ковал Домажир колты, кольца, перстни и браслеты. Многие боярыни, не токмо купчихи и горожанки ходили в его украшениях. Купцы иной раз перстеньки заказывали, чтоб в другие города везти на продажу. А ещё делал Домажир светцы, мог разную домашнюю утварь подлатать. Но пуще всего удавались ему замки. Ни один не был похож на другой, и каждый - со своим секретом. Самые именитые бояре брали у него замки, потому как ведали доподлинно - никто не откроет, кроме самого хозяина.

    А вот поди ж ты - сыскался такой умелец. Отомкнул Домажиров замок, взломал клеть с добром. Да залез не абы куда, а к самому митрополиту в терем. Шибко осерчал византиец. И не только потому, что вспотрошили сундучок с золотом. Не любил грек, присланный из Константинополя, Руси. На словах князю Ярополку Владимиричу говорил одно, а думал Другое. Три шкуры грозился содрать с похитителя. Ключника батогами приказал пороть. Хорошо, тот вспомнил, что замок покупал у Домажира. Схватили коваля и поставили перед митрополитом - винись, мол, кому и за сколько продал секрет замка? Требовали, чтобы указал он вора и где тот прячет награбленное. А что мог сказать Домажир? Замок его работы - клеймо мастера видно. И ключ подошёл. Ничего он не сказал. Вот и присудил митрополит из кузни весь товар выгрести в уплату, а самого Домажира и семью его в холопы записать. Отпущу, мол, когданаработаешь мне столько же, сколько было похищу, но.