Книга Ю. Иванова послужила как бы сигналом к изготовлению других, ей подобных. По моим подсчетам, за двадцать лет, предшествующих началу перестройки (1985 год), центральными и региональными издательствами, в том числе и партийными, на деньги из государственного бюджета было выпущено в общей сложности около 230 «антисионистских», то есть антисемитских, книг общим тиражом около 9 миллионов экземпляров, не считая несметного количества газетных и журнальных статей все на ту же тему.

Было бы странно, если бы этот мощный пропагандистский вал остался без последствий. Он вполне однозначно повлиял на подавленную и даже отчаявшуюся еврейскую массу, как и на тех, кто ждал своего звездного часа, до поры до времени не проявляя вовне свои чувства. В конце шестидесятых годов, когда стремление к политической реанимации Сталина стало вполне очевидно, а «антисионистская» пропаганда стала приносить практические результаты (о них сказано выше), начался стремительно прогрессировавший рост еврейского национального самосознания. «Прозреваю в себе еврея» – эти слова из стихотворения Бориса Слуцкого могли бы отнести и к себе тысячи его соплеменников в Советском Союзе.

Практически это проявилось не только в истинном ренессансе иудаизма и интереса к еврейской истории, языку и культуре, но и вполне практически, прагматично: началась массовая подача заявлений с просьбой о выезде на постоянное жительство в Израиль – для кого со знаком плюс, для кого со знаком минус этот процесс сразу же получил определение: Исход.

Беженцев, постыдно вытесняемых из страны, советская печать немедленно обозвала предателями и отщепенцами. Парадоксальность и изощренный цинизм ситуации состоял в сочетании несочетаемого: от евреев хотели отделаться, но в то же время всеми силами им пытались помешать эмигрировать в Израиль. Многие евреи были обречены в СССР на жалкое прозябание без надежды проявить себя и состояться как личности, и в то же время их стремление освободить страну от своего, нежеланного ей, присутствия рассматривалось как величайшая подлость по отношению к матери-родине.

Со времени окончания войны по конец 1970 года разрешение на выезд в Израиль получили 10 517 человек – практически все они были преклонного возраста и «не имели ценных специальностей», как с чарующей откровенностью сказано в подготовленной для ЦК «Записке», подписанной министром госбезопасности Андроповым и министром внутренних дел Щелоковым[49]. Достаточно было чуть-чуть отпустить сдерживавшую пружину (в связи с поездкой Брежнева в США и его попыткой снять напряжение «холодной войны»), чтобы поток эмигрантов резко увеличился. За два года – 1971 и 1972 – страну покинули 31 717 евреев: почти в три раза больше, чем за двадцать предыдущих лет[50]. Почувствовав себя гонимыми и потеряв надежду изменить ситуацию, советские евреи сделали для себя тот единственный выбор, который все еще существовал. Из самой гонимой нации они вдруг превратились в привилегированную: пресловутый пятый пункт давал легальную возможность уехать из советского рая, чего не могли позволить себе те, у кого с пятым пунктом было все в порядке.

Известно множество случаев, когда люди, правдами и неправдами, часто с помощью взяток, добившиеся отметки в паспорте о своем, якобы русском, происхождении, требовали восстановить их подлинную национальность. Известны также фиктивные браки русских с евреями, чтобы получить возможность тоже выехать из СССР: как это часто бывает, трагедия обрастала фарсом. Широкое распространение получил такой анекдот. Подавшего заявление на выезд корят в милиции: как вам не стыдно бросать родину, разве вам здесь плохо живется? Квартира есть, работа есть, машина есть… Он оправдывается: я-то бы не поехал, да вот жена требует, тесть, теща… «Пусть они и едут, – нажимает милицейский чин, – а вы оставайтесь».