Изменить размер шрифта - +
 — Когда вы лучше узнаете маркиза, вы поймете, что он удивительно широко осведомлен обо всем, что касается женщин и лошадей.

 

— Я так хочу как можно больше узнать о лошадях! — воскликнула Кистна, и неловкий момент миновал.

 

После обеда маркиз и Уоллингхем играли в пикет с большим азартом и на крупные суммы.

 

Кистна немного понаблюдала за ними, а потом стала рассматривать украшавшие гостиную предметы искусства и картины, подолгу вглядываясь в каждую из них.

 

Когда игра закончилась, маркиз встал из-за стола и подошел к девушке. Она рассматривала великолепную картину Пуссена, изображавшую грациозных нимф, которые резвились на лесной поляне на фоне гор, смутно рисовавшихся в тумане.

 

— Вам нравится эта картина? — спросил Олчестер.

 

— Мне трудно… выразить словами… что я чувствую, — тихо и сосредоточенно проговорила Кистна.

 

Маркиз невольно заинтересовался.

 

— Попробуйте все-таки рассказать мне, что вы чувствуете, хоть вам и нелегко это.

 

Кистна помолчала, словно собираясь с мыслями.

 

— Когда мы жили в Индии, там в храмах было много странных статуй, которые шокировали англичан, и они жаловались моему отцу.

 

— И что делал ваш отец?

 

— Когда я спросила папу, что он намерен делать, он ответил, что попытается объяснить им, почему индусы поместили в храм эти эротические фигуры.

 

Девушка внимательно посмотрела на маркиза, словно проверяя, слушает ли он, и продолжала:

 

— Папа говорил, что каждый индийский резчик вкладывает свою творческую силу в создание своих рук, выражая этим свою веру.

 

Кистна замолчала и снова посмотрела на маркиза, на этот раз с мольбой:

 

— Не могу как следует объяснить, но, мне кажется, папа имел в виду, что каждый человек, который вкладывает душу в свое создание, подобен Богу и, по-своему, тоже является творцом.

 

— Я никогда не слышал подобной теории, — заметил маркиз.

 

— Вы спросили меня, что я чувствую, когда смотрю на эту картину, — продолжала Кистна. — Мне кажется, что Пуссен вложил в нее свою творческую силу, и это творение его души и сердца, а не только разума.

 

Маркиз взирал на девушку в безграничном изумлении.

 

Ему казалось невероятным, что эта девушка, о которой он все еще думал как о воспитаннице сиротского приюта, способна не только мыслить ясно и глубоко, но и легко выражать свои мысли, что порой самому маркизу казалось не таким уж простым.

 

— Все ли картины вызывают у вас то же чувство? — справившись с изумлением, спросил Олчестер.

 

— Я никогда прежде не видела картины, подобной этой, да и любой другой в этой комнате. Но в Индии очень много картин, и сама она так прекрасна!

 

— Вы говорите об Индии так, словно потеряли ее навсегда.

 

— Я потеряла счастье, которое знала там, — ответила Кистна. — И поскольку воспоминания о нем были единственным утешением для меня в последние три года, все прошлое до сих пор живо в моей памяти и кажется мне абсолютно реальным.

 

Маркиз понял, что только ее воображение и воспоминания о прошлом помогали ей спасаться от того кошмара, который окружал ее в приюте. Слова девушки заставили маркиза почувствовать себя сентиментальным, и он ответил довольно резко:

 

— Но теперь у вас есть прекрасное настоящее, и вы должны думать о нем и о будущем, потому что вы очень молоды.

Быстрый переход