У Аши ещё не было подруги. Ему тяжело смотреть на грудь твари, но отвести взгляд он не в силах.

Тварь сидит перед ним на земле, и руки у неё заняты ранами. Она смотрит Аши в глаза, снизу вверх. Ей не стыдно. У Аши снова горят щёки.

Тварь гибко стирает плечом кровь, текущую изо рта. Повилика на её голове шевелится, растёт так быстро, что за ростом можно следить.

Аши снова садится на корточки.

— Хочешь, чтобы я в благодарность за спасение легла рядом с тобой? — спрашивает тварь.

Боли в её голосе меньше, дышит она легче. От смысла её слов взгляд Аши соскальзывает с её груди на гниющие листья и папоротник, растущий из них.

Она нелюдь, но женщина, думает Аши. Подло требовать у женщины соития из благодарности. Но вслух он этого не говорит.

— Ты же — тварь из джунглей, — говорит он и улыбается. — А я простой человек. Мне не пристало прикасаться к телу демона, я найду себе жену среди таких же, как я.

— Но ты хочешь, чтобы я отблагодарила тебя, да? — говорит тварь. С каждой минутой она приходит в себя. — Может, ты хочешь золота? Оно тебе наверняка нужно.

Тварь снимает с длинных птичьих пальцев перстни с изумрудами невероятной красоты: густой зелени, почти переходящей в синеву, более тёплой зелени — как лист монстеры под солнцем, светлой зелени, теплейшей, как молодые побеги… Изумруды цвета джунглей — в золотых оправах тонкой нечеловеческой работы. Аши смотрит, как они таинственно мерцают на узкой нелюдской ладони.

— Далеко в джунглях, — говорит тварь тоном старой сказительницы, — есть давным-давно забытый людьми человеческий город. Деревья проросли насквозь дряхлые стены, кумирня обвита лианами, а на базарной площади, превратившейся в заросли, играют обезьяны. В подвалах владетельского дворца ещё целы несметные богатства. Если хочешь, я покажу тебе путь — и ты станешь богаче правителя, ты сам станешь владетелем.

Аши мотает головой, стряхивая с себя наваждение и золотой туман. Усмехается.

— Ты лгунья, тварь из джунглей. Даже если ты не заманиваешь меня в джунгли, чтобы съесть. Как я заберу с собой сокровище, о котором ты говоришь? Как принесу его в деревню? Как сберегу? У меня нет ни свиты, не солдат, я не умею воевать, да если бы и умел, думаешь, я тесаком защитил бы твой клад от людей правителя, а тем более — владетеля?

— Может, они не стали бы отбирать то, что твоё? — говорит тварь. Она смеётся, как весёлая девушка, оживая, и Аши приятно смотреть на её расцветающее лицо. Даже золотые змениные глаза уже не кажутся нестерпимо ужасными. — Вдруг они решили бы уважать закон?

Аши смеётся в ответ.

— Закон — это то, что они сами придумывают, — говорит он весело. — Они придумали бы закон, обязывающий меня отдать им золото. А до того, я спал бы, вздрагивая от каждого шороха — в ожидании воров или убийц. Золото счастья не даёт, а жизни забирает. А у меня несколько жизней, которые надо защитить.

— Мне померещился золотой туман вокруг тебя, — говорит тварь.

Аши пронзает стыдом.

— Тебе померещилось, — кивает он. — Ты пребывала в полубеспамятстве.

Тварь улыбается лукаво.

— Человек, сорви для меня несколько листьев с пурпурными прожилками. Вот они, у тебя за спиной. Я не могу встать, а их сок поставит меня на ноги. Это лучшее исцеляющее снадобье для дхангу, для таких, как я.

Аши на миг забывает дышать.

— Ты — дхангу?! Ложь джунглей, их насмешка, их фальшивые обещания? Ты — демон предательства? — и смеётся.