Только с третьей попытки удалось убедить себя — не она.
Но это лицо… Видеть его, искаженное безумием и ненавистью, оказалось самой страшной мукой.
Уже через несколько секунд еще кто-то увидел эльфа на крыше, закричал, указывая другим.
— Это же Лэйси Уиллер! Это она!
Даже сейчас, напоследок, проклятый Соловей сумел причинить зло своей родственнице хотя бы тем, что показал ее лицо. А потом один короткий шаг вперед превратился в стремительный полет, завершившийся коротким глухим ударом.
Крики раздавались как сирена стражи.
— Нужно не дать подойти к нему! — скомандовал на kaheily Милад. — Иначе Уиллер в жизни не отмоется!
Алек опомнился первым, кинувшись наперерез всем любопытствующим, размахивая служебным удостоверением как рыцари древности потрясали копьем.
— Стража! Стража Иллэны, разойдись всем! Не приближайтесь к телу!
Следом за Аэном с кличем «стража!» кинулся и его напарник, и каэ Неро, который к страже отношения не имел вовсе, но за компанию покричать всегда был горазд. Тело Соловья накрыли плащом каэ Орона, который ежился от холода, но мужественно терпел порывы холодного ветра.
— Мертв. Тут ни один целитель не соберет, — отчитался Миладу Алек Аэн.
Старший кахэ вовсе не хотел прикасаться к останкам эльфа, на них и смотреть было страшно и жутко. А ведь никогда раньше Динесу Миладу не приходилось бояться покойников, к ним он относился безразлично даже в детстве.
— Вызывай труповозку, — скомандовал Милад со вздохом. — И обеспечь, чтобы из рук Андрэ тело попало к Ясмин и только к Ясмин. Покойника нужно… потерять по дороге. Нельзя, чтобы в Эроле проводили вскрытие Соловья или кто-то связал его с Уиллер.
Дийэ Риэнхарн дал четкий приказ: не дать властям Эрола получить живого Соловья или его останки. Это было одно из условий сделки между Домом Эррис и дальними эльфийскими родственниками. Склоки и покушения между ними — дело сугубо внутреннее, практически внутрисемейное, людям и смескам здесь не место.
— Сделаю все, дийэ, — вытянулся в струнку Аэн.
В фиолетовой форме или без нее, но кахэ в первую очередь служит своему Дому.
— Покойся с миром, Майлог э Гвилем. Пусть Белая Госпожа примет тебя в свои объятия и даст отдохновение перед тем, как ты снова отправишься в путь. Пусть в следующем воплощении тебя ждет счастливая судьба, — пробормотал поминальную молитву Милад и пошел прочь.
Белая Госпожа сама позаботится об умерших, а живым надлежит беспокоиться о живых. Теперь можно было возвращаться в больницу к Лэйси Уиллер и убедиться, что все еще дышит, все еще борется за свою жизнь с тем же остервенением, что и боролась за свою роль и за свою героиню.
— Эй, да приди уж в себя! — никак не желала оставлять меня в покое вторая я.
Ее — мой — голос словно бритвой по нервам резал, не давая впасть в такое заманчивое забытье.
— Очнись, я сказала!!!
Вот же неуемная… Неужели нельзя просто принять свою победу и перестать меня мучить? К чему такая жестокость?
— Очнись! Если сейчас не вернешься, то не вернешься больше никогда! И я не вернусь тоже…
Не хотелось ее слышать, не хотелось ее слушать, но голос все звал и звал, не давая заснуть окончательно, отрешившись от всей моей глупой, совершенно бестолковой жизни.
Ничего не добилась… Ничего не сделала… Не нужна ни единой живой душе на земле. Так почему нельзя просто оставить меня в покое?
— Мы одно! Одно целое, пойми уже!!! Все что делала я — делала ты! Ты играла, потому что могла! Все это время была только ты! Мы — одно я! И сейчас до тебя пытается дозваться еще и Милад! И даже твой дед хочет, чтобы ты пришла в себя! Так давай! Приходи уже в себя наконец!
О да, дед, который бы и не рассказал о родстве, если бы его не загнали в угол. |