Но не нашел ни одной. Я был жертвой миража. А ведь, если хорошо подумать, все эти места находились в одном городе, недалеко друг от друга. Я попытался вспомнить самый короткий путь к кафе "Данте": доехать до левого берега по окружному шоссе, а потом, от Орлеанских ворот, прямо до бульвара Сен-Мишель... В этот час, да еще в августе, доехать можно минут за пятнадцать.
Мужчина в пиджаке с золотыми пуговицами говорил, а она безразлично слушала. Она села на подлокотник дивана и зажгла сигарету. Я видел ее в профиль. Что она сделала с волосами? Пятнадцать лет тому назад они доходили до пояса, а теперь были чуть ниже плеч. Она по-прежнему курила, но теперь больше не кашляла.
- Подниметесь с нами? - спросил меня Дариус.
Он оставил других на диване и стоял передо мной с Жоржем и Терезой Кэсли. Тереза! Почему она сменила имя?
Они пошли передо мной на один из балконов.
- Нужно только подняться по трапу, - сказал Дариус.
И указал на лестницу с цементными ступенями на краю балкона.
- И куда же мы пойдем, капитан? - спросил Кэсли, фамильярно хлопнув Дариуса по плечу.
Тереза Кэсли и я стояли за ними, бок о бок. Она улыбнулась мне. Но это была просто вежливая улыбка - так улыбаются незнакомому человеку.
- Вы уже поднимались наверх? - спросила она.
- Нет, ни разу. Сейчас - впервые.
- Сверху, наверное, великолепный вид.
Я даже не знал, ко мне ли она обращается: настолько эта фраза была произнесена безлико и холодно.
Терраса оказалась очень большой. Большинство гостей расположилось на бежевых полотняных стульях.
Дариус остановился перед одной из группок. Они сидели кругом. Я шел за Кэсли и его женой; они, казалось, забыли о моем присутствии. Встретили другую пару на краю террасы и принялись беседовать вчетвером, стоя. Она и Кэсли прислонились к парапету. Кэсли и та, другая пара изъяснялись по-английски. Время от времени жена Кэсли вставляла в разговор короткую фразу по-французски. Я подошел и тоже облокотился о парапет. Она стояла как раз за мной. Трое остальных продолжали разговаривать по-английски. Голос певицы заглушал воркование беседы. Я стал насвистывать припев песни. Она обернулась.
- Простите, - сказал я.
- Да ничего.
Она улыбнулась все той же безразличной улыбкой. Замолчала. Мне пришлось добавить:
- Какой прекрасный вечер...
Разговор между Кэсли и двумя другими становился возбужденнее. Голос Кэсли был несколько гнусавый.
- Самое приятное, - произнес я, - это прохлада, которой веет из Булонского леса...
-Да.
Она вытащила сигареты, достала одну и протянула мне пачку.
- Нет, спасибо, я не курю.
- И хорошо делаете... Прикурила от зажигалки.
- Я много раз пыталась бросить, - произнесла она, - но не получается...
- А вы больше не кашляете от курева?
Она, казалось, удивилась моему вопросу.
- Я бросил курить, - сказал я, - потому что кашлял от этого.
Она никак не отреагировала. Похоже, что она действительно меня не узнавала.
- Жаль, что слышен шум окружного шоссе, - произнес я.
- В самом деле? Я, у себя, не слышу... А ведь на четвертом этаже живу.
- У окружного шоссе есть свои преимущества, - продолжал я. - Я вот доехал сюда с набережной Турнель всего за десять минут.
Но и эти слова не произвели на нее никакого впечатления. Она по-прежнему холодно улыбалась.
- Вы друг Дариуса? Тот же вопрос задала мне женщина в лифте.
- Нет, - ответил я. - Я друг одной знакомой Дариуса... Жаклин...
Я избегал ее взгляда и уставился на один из фонарей внизу, под деревьями.
- Я ее не знаю.
- Все лето проведете в Париже? - спросил я.
- На следующей неделе мы с мужем едем на Майорку.
Я вспомнил нашу первую встречу зимним днем на площади Сен-Мишель и письмо у нее в руке, на конверте которого я прочел "Майорка".
- Ваш муж пишет детективные романы? Она расхохоталась. |