«Ну и ладно, ничего страшного, — сказал Пират, — я знал, что ты вернешься ни с чем, у тебя в башке что-то сломалось, тебе надо как-то восстановиться, чтобы ты снова стал прежним ловцом, я отослал тебя лишь за тем, чтобы посмотреть, вернешься ли ты, ты вернулся и правильно сделал, значит, это я ошибся, сказав остальным, что облаву устроим на двоих сразу, отыщем тебя вместе с мальцом в лесу, а, видишь, я был неправ, Волк наплел мне всякого вздора. Но ночью мы тебя с собой не возьмем, тебе надо отдохнуть, ведь так? С тобой посидит Перо, у него есть неотложное дело». Пират выбрал себе в спутники Петрушку с Малюткой. Волк смастерил новый фонарь из того, что снял с крыши фургона, теперь его можно было взять с собой и нести в руках. В углу подвала у лестницы были свалены разнообразные ловушки, арканы, дубины, банки с клеем, обманки, мотыги, крюки, свистки и вентиляторы, разного рода заграждения и осветительные устройства. Четыре негодяя примерили накидки, расписанные листьями, и маски животных, в том числе какого-то нелепого кролика и совы, предназначавшихся для того, чтобы перепугать насмерть ребенка, когда нога его попадет в петлю или он провалится в специальную яму, или прилипнет к клею и не сможет больше бежать, когда они нагрянут со всех сторон, ухмыляясь и показывая сверкающие клыки. Пират разместил специальную палочку в каждой из шести ловушек, представлявших собой разверстую пасть, поддельное озеро, сделанное из раскрашенного зеркала, ненастоящую пещеру в скале, нарисованную кем-то, кто так и не смог войти внутрь, сундук, который открытым закапывали в землю, а внутри меж грибов и сказочного нагромождения игрушек было спрятано полно бритвенных лезвий, украденную луну, которая, несмотря на плачевный вид, все еще немножко светилась, как в преисподней, когда же она мигала, — они ее как-то уже испробовали, — ребенок меж вспышек пускался в пляс, наконец, целую гору свежих, благоухающих малиновых и шоколадных пирожных, к которым крепилась невидимая леска, и множество пирогов, внутри которых были спрятаны тройные крючки. Приманки были разнообразны, и стоило поднести к этим тромплеям соломинку, как стальные челюсти моментально ее ломали. Пират наточил металлические наконечники на хлыстах. Ножи для разделки лежали в чехлах, прикрепленных к ремням, ягдташи были доверху набиты замороженным формалином, садки все проверены на тот случай, если потребуется все сделать быстро прямо на месте. Четверо негодяев тепло оделись, вывернув мех, чтобы тот прилегал к их коже, поскольку им нравились нежные прикосновения к телу в то время, как руки, затянутые в перчатки, осязать ничего не могли — это было бы совсем уж жутко — поскольку их могла обагрить девственная кровь.

Луна больше не знал, стоит ли ему пытаться снова бежать или же застыть на том опустевшем месте, где висел мешок № 2, или начать топтать его, или вертеться там, словно вошь на гребенке, или же пожрать все мясные запасы, чтобы как-то отвлечься от голода, помрачающего рассудок. Он был среди пустыни: от наплыва видений рот у него раззявился, ему виделись кружащиеся вихрем, маленькие, брызжущие молоком хуи с жужжащими крылышками, они жалили прямо в глаза, и ни один из них не приближался ко рту, как будто рот пугал их, Луна пытался схватить их руками, но они каждый раз выскальзывали, он махал руками, лежа в гамаке. Он упал, у него началась лихорадка, из мешка где-то рядом послышался стон, тогда он потянулся рукой к башмаку, где обычно был спрятан нож, но ножа там не оказалось; он был босым. Он застонал сам, подошел к мешку, пощупал его, обхватил, зарылся в ткань мордой и сжал с такой силой, что чуть не сорвал с крюка. Ребенок больше не двигался и Луне казалось теперь, что он обнимает мертвеца, он пошел к другому мешку, толкнул его, стал раскачивать, размеренное движение несколько успокаивало, он схватил этот мешок и, словно качели, толкнул с еще пущей силой, от сдавленного смеха и движения воздуха весь ряд охватило какое-то нетерпение.