На бумаге, на ткани Перо рисует и перерисовывает различные варианты униформы, то добавляя множество деталей и украшений, то делая ее скупой и строгой, униформа все время только синего цвета, он представляет себе боевой плюмаж, шелковые шоры, съемные эполеты, простое гофре, которое можно накинуть на ребенка, предварительно намочив, чтобы, высыхая, ткань стянулась, образовав второй слой синюшной кожи, представляет себе сапфировые переливы, которые, сияя, обтянут округлые плечи и впалый живот, представляет мерцанья топаза, которые извилисто лягут вдоль позвоночника, Перо заштриховывает линии складок, малюет синие картинки, уже одних акварелек столько, что ими можно укрыть всех детей, но не бывает недели, чтобы он не придумал какую-нибудь новую форму, облегающую целиком все тело, с украшениями еще более мудреными, или же он раскладывает эскизы и выкройки перед недовольными рожами пособников, отвечающих все время одно и то же: «Ты упертый чокнутый долбоеб! Люди придут на спектакль только потому, что мальцы все голые, попробуй одеть их, и сразу придется менять профессию! Ты, к примеру, можешь стать крысоловом, займись лучше этим!»

В каждом мешке проделано два отверстия, две дыры, достаточно тронуть рычаг, и мешки приходят в движение, семь пар ног распрямляются и болтаются в разные стороны, пока натяжное устройство выравнивается, превращая ношу в подвесные люльки; один оборот, и мешки повисают где-то высоко, каждый на отдельном крюке, чтобы Малютка мог свободно перемещаться меж раскачивающихся ног, поскольку ему поручено глядеть за этими кабинками, ведь в его ведомстве находятся также присыпка, масло, колотушки, гладилки, терки, пинцеты для выщипывания волос, лед и кипяток, отвлекающие лекарственные средства, он сосредотачивается на ступнях, которые прямо перед ним, они вдруг отскакивают, почувствовав ланцет, которым следует поработать над какой-нибудь веной, ноги не должны быть толстыми, не должны быть мускулистыми, для сражений важно, чтобы они оставались тонкими, хрупкими и научились на все реагировать быстро, пусть сухожилия станут невероятно податливыми, Малютке вменено в обязанность дубить и укреплять кожу, натирать ее воском, проверять чувствительность, измерять обхват, он должен беспрестанно похлопывать ноги, следя за их состоянием и составляя каждой паре программу для тренировки, предусматривая поведение при скачке и проигрыше, а главное — смотреть, насколько они гибки, чтобы потом, на песке, они выдержали как можно дольше.

Раз в месяц детей отводят в парильню, у них договор с владельцем, они сохранят для него два билета на представление, из тех, что получили от Башки, а взамен он отворяет им двери рано поутру, когда порядочные люди еще не проснулись. Парильня находится в пригороде, это просторная комната с влажными облупившимися стенами, вдоль которых с трех сторон стоят деревянные скамьи, с четвертой стороны — плотно закрывающаяся дверь с большой ручкой в виде автомобильного руля и похожим на иллюминатор окошком, таким грязным, что ничего не разглядеть ни с одной, ни с другой стороны, потолок на пару весь растрескался, с него падают обжигающие тяжелые капли, на полу лежит плитка, местами страшно скользкая, местами побитая и шероховатая, из дыры шириной с руку, спрятанной под одной из скамеек, временами вырывается струя пара, рядом пролегает желобок со свежей водой, идущий к самому центру, где в бассейне с отслаивающимся алебастром плещется какая-то муть; на улице еще темно, детей вытряхивают из мешков и, связав по ногам, делят на две колонны, отправляя затем в фургон, Малютка и Петрушка садятся позади вместе с ними, чтобы стеречь, Луна запрыгивает вперед к сидящему за рулем Пирату; остальные лежат по гамакам. Припарковав фургон как можно ближе ко входу в парильню, детей выпускают из задней двери, Пират, оглядывая улицу, курит сигарету. Луна по привычке направляется к хозяину и просит включить паровую машину на полную мощность и не скупиться с бельем, поскольку тот старается все время подсунуть кучу полотенец, уже использованных клиентами накануне, Луна швыряет их на скамейки и затем приводит в хаммам детей, расставляя их вокруг бассейна, просит Петрушку запереть наружную дверь и ждет, пока пар, вначале робко стелившийся по самому полу, а теперь уже валящий густыми клубами, заполнит всю комнату, чтобы снять у детей повязки, эта белизна ослепляет их, они все одновременно начинают вопить, фыркать, ударяться головами, и Луна, садясь на корточки, развязывает в этой неразберихе на ногах веревки, он поднимается и видит, как дети исчезают, улепетывая в непроглядной белизне, каждый раз он хочет остаться подольше, хочет побежать за ними, но Петрушка сразу же открывает дверь, чтобы он вышел, и каждый раз выговаривает ему с безразличием одним и тем же тоном, небрежно и машинально, напустив на себя грозный вид: «Ты слишком привязался к парнишкам! Это может плохо для тебя кончиться.