У Лены по-прежнему было много ухажеров. Она занималась на вечернем, справку с места работы достали липовую, так что времени — оставалось вдосталь. Мама учила, что будущего спутника выбирать надо не спеша, разобравшись и в его человеческих качествах, и в перспективности. Слово это Лене не нравилось, но спорить, находясь от родителей в полной зависимости, она не решалась. К тому же Лена видела, как устроила свою жизнь мама. Крутила папой, работала без напряжения под началом приятельницы и не пропускала ни одной мало-мальски занятной лекции в Политехническом музее (начиная с посвященных жизни на Марсе и кончая «Лекарственными травами в быту»). И Лена понимала: мамины советы не лишены смысла.

Мама признала перспективными двоих: Витю — студента МГИМО, папа которого был Первым секретарем советского посольства в Швеции, и Костю — студента Военного института иностранных языков. В их будущем слово «заграница» читалось отчетливо. Вадим на их фоне, с точки зрения мамы, резко проигрывал. Ни институт, ни положение родителей никак не делали его перспективным.

Лена же отдавала предпочтение Вадиму. Первое, с ним Лена уже была близка, а заниматься любовью ей нравилось. Это оказалось приятно и само по себе, но, главное, давало ощущение взрослости. А будучи тайной от родителей, эта часть жизни представляла для Лены особую ценность. Кроме того, с Вадимом было страшно интересно.

Витя и Костя рассказывали о вроде бы более увлекательных вещах — о практике в МИДе или о секретах разведки. Истории же Вадима о судебных спорах по поводу недопоставки бутылок для расфасовки масла или крафт-мешков для гречки не претендовали на завлекательность. Но как он их рассказывал! С огнем в глазах, страстно, самозабвенно привирая и — красиво.

Важно и то, что папе-то Вадим, со слов Лены, нравился больше, чем конкуренты. Папа был трудоголиком и людей, умеющих вкалывать, уважал. Мамин же тезис о перспективности он опровергал лаконичной фразой:

— У курицы тоже есть перспектива в воздух подняться, но ведь не летает!

Может, мама и недолюбливала Вадима именно потому, что мужу он был симпатичнее других.

Как-то Вадим около семи вечера позвонил Лене, узнать, когда она сегодня освобождается в институте. Накануне Вадим сказал, что не встретит ее — у него вечером две пары. Но со второй их неожиданно отпустили. Вот он и интересуется.

Мама, знавшая, что после занятий дочку сегодня встречает ее любимчик Витя, начала мычать в трубку что-то невразумительное. Мол, у Лены зачет, когда освободится, неизвестно. При этом мама помнила точно: Лена просила ее не встречать.

Интуиция, внутренний тестер на вранье, сработал моментально. Что происходит, Вадим не понимал, но знал — что-то происходит.

Вадим схватил такси и понесся в городской штаб Добровольной народной дружины по охране безопасности дорожного движения. В свободное время он иногда дежурил там «по ночной Москве», поскольку дополнительные три дня к отпуску лишними не считал.

Влетел в комнату начальника штаба, забавного мужика по фамилии Пупок, бывшего военного, начитавшегося книг во время дежурств в каких-то секретных шахтах где-то на Урале и потому крайне любившего пофилософствовать. С Вадимом делать это было легче, чем с другими, поскольку тот мальчик начитанный, да и язык подвешен не в пример другим.

— Григорий Иванович, — с порога завопил Вадим, — бабу уводят!

— Что?!

— Бабу мою уводят. Другой!

— Понял! Зорькин! Ковалев! — Команда была обращена к двум подначальным амбалам, каждый ростом под два метра и весом за центнер.

Поняв мысль Пупка, Вадим простонал:

— Морду бить не надо! Я бы и сам… — Взглянув на подошедших Зорькина и Ковалева, Вадим осекся.