— В компании с таким артистом, как ты, я могу только подыгрывать, так что дирижируй.
— Тогда уж режиссируй, — поддел в ответ Вадим.
— Принято! Ну а что касается темперамента, то… Знаешь, если не нравится судьям, но нравится женщинам, я согласен на частное определение!
— На таких условиях я тоже.
В зал наконец вошла секретарь суда, на ходу произнося: «Прошу встать, суд идет!» За ней проследовали двое народных заседателей и сам Егоров.
Вадим посмотрел на судью и, обернувшись к стоявшему рядом Славе, прошептал:
— А товарищ судья, кажись, болеють!
Слава взглянул на Егорова и, садясь уже, поскольку «прошу садиться» прозвучало, спросил:
— Почему ты так решил?
— Посмотри, какое у Цего красное лицо! Либо с бодуна, причем хорошего, либо давление, По-любому нам будет несладко!
— Ну, если с бодуна, то наоборот. У человека настроение хорошее, вчера погулял!
— Не! Ну ты — прелесть. Я знаю, конечно, что ты вообще в рот не берешь, но книжки-то читаешь? Человек с похмелу! Он ненавидит всех и вся! Особенно громкую речь!
В Славиных глазах мелькнула злость.
— Понял! — с угрозой произнес борец.
Судья объявил начало процесса и, вопреки традиции, попросил помощника прокурора, девушку, выступавшую государственным обвинителем, огласить вместо него обвинительное заключение. Секретарь суда подскочила к Егорову и что-то быстро прошептала на ухо.
— Ну и сделайте это! — громко ответил ей Егоров. Секретарь вернулась на место и обратилась к подсудимым:
— Назовите ваши фамилии, имена и отчества.
Вадим, не поворачивая головы к Славе, шепотом произнес:
— Начало многообещающее!
— Угу! — отозвался Хандроев.
Пока секретарь выясняла биографические данные, прокурор зачитывала обвинительное заключение, запинаясь чуть ли не на каждом предложении, из-за чего складывалось впечатление, будто она его впервые видит.
Егоров пару раз наклонялся под стол и, как подглядел Вадим, прикладывался к фляжке. Такого ни в практике Осипова, ни в практике Хандроева еще не случалось.
— Что делаем? — тихо спросил Вадим. — Отвод?
— Офигел? — шепотом прорычал Слава. — И не примет; и обозлится! Наоборот! В таком состоянии нам гарантирован приличный приговор.
— Почему? — удивился Осипов.
— Да потому! — обозлился на несообразительного партнера Слава. — Потому что будет бояться, что в кассационной жалобе мы об этом напишем. Представляешь — мотив для отмены приговора: судья был пьян.
— А вы, батенька, мечтатель, — примирительно улыбнулся Вадим.
— Товарищи адвокаты! — раздался голос Егорова. — Не хотите выйти в коридор и там пообщаться?
Слава зыркнул на судью, но ничего не сказал. Вадим понял, что пора начинать играть свою роль:
— Извините, товарищ председательствующий. Я больше не буду. Честное слово!
Егоров с удивлением и презрением посмотрел на Осипова.
Процесс шел уже третий час. Допросили подсудимых. Почти все вопросы Хандроева судья снял. Либо как наводящие, либо как не имеющие отношения к делу, либо как несущественные. Слава метал громы и молнии, правда, только глазами и беззвучным движением губ. Прокурорша, которой такая ситуация была на руку, тем не менее смотрела на Славу с жалостью. Видимо, женское начало брало верх…
Вадим успел задать пару бессмысленных вопросов, чем заслужил очередной презрительный взгляд Егорова и полный ненависти — Хандроева. |