Он подготовил список возможных фотографий и отправил по электронной почте снимки Эдварду Марринеру в Монреаль, но отец Неда всегда предпочитал принимать решения сам, когда попадал на место съемки.
Он указал на балкон на третьем этаже университета, прямо над площадью, напротив фасада, и решил, что они сделают снимки цифровой камерой с земли и потом скомпонуют панорамный снимок на компьютере, но ему захотелось подняться на этот балкон и оттуда поснимать на широкоформатную пленку.
Мелани ходила следом за ним со своим блокнотом и делала пометки чернилами разного цвета.
Нед знал, что отец отберет снимки потом, когда увидит, что у них имеется. Наверное, самой сложной задачей было поместить в один снимок высокую колокольню слева и здание во всю ширину. Стив пошел в университет вместе с чиновником из мэрии, чтобы узнать насчет доступа на балкон.
Собралась толпа, чтобы посмотреть, как они будут готовиться к съемкам. Грег пустил в ход вполне приличный французский и улыбку, следя за тем, чтобы зрители не попали в кадр. На помощь ему пришел жандарм. Нед мрачно наблюдал. Его французский был лучше, чем у остальных, но у него не было настроения помогать. Поэтому он и ушел, прошел внутрь собора.
Он не совсем понимал, почему у него такое плохое настроение. На первый взгляд ему следовало радоваться: избавился от школы почти на два месяца раньше, пропустил экзамены (но все же ему придется написать здесь три эссе и отправить их домой в июле), живет на вилле с бассейном, пока его папа и остальные делают свою работу…
Войдя в темный собор с высоким сводчатым потолком, он резко выдернул из ушей наушники плеера и нажал кнопку «выключить». Слушать здесь «Обители святых» — совсем не такая удачная идея, как ему раньше казалось. Он почувствовал себя глупо, и ему даже стало не по себе, когда он остался один в таком темном и обширном помещении и при этом не слышал ничего вокруг. Он представил себе заголовки в газетах: «Канадского студента зарезал священник, который терпеть не может «Лед-Зеппелин».
Эта мысль немного позабавила Неда. Он сел на скамью у центрального прохода, вытянул вперед ноги и бросил взгляд на буклет Мелани. Фотоснимок на обложке был сделан от монастыря. Арка на переднем плане, освещенное солнцем дерево, колокольня сзади на фоне по-настоящему синего неба. Красиво, как на открытке. Вероятно, это и есть открытка.
Его отец никогда бы не сделал такое фото. Этот собор так снимать нельзя. Эдвард Марринер говорил об этом вчера, пока они смотрели на свой первый закат с террасы.
Нед раскрыл брошюру. Она начиналась с плана. Свет был тусклым, но Нед не жаловался на зрение и рассмотрел его хорошо. Насколько он мог судить по пояснениям на странице рядом, собор строили и достраивали десятки раз, в течение многих столетий и слишком много людей, которым было все равно, что тут делали до того, как пришли они. Все смешалось.
В этом все дело, объяснял папа. Фасад, к съемке которого готовилась группа, окаймляли улицы и площади Экса. Собор был их частью, он был вписан в жизнь города, а не поставлен, чтобы им любовались, как обычно бывает с соборами. Фасад возвели в трех стилях и из камня трех разных цветов, которые никак не сочетались друг с другом.
Отец сказал, что именно это ему и нравится.
— Не забывайте, почему мы делаем этот снимок, — напомнил он каждому, когда они вылезли из микроавтобуса и начали выгружать аппаратуру. — Идеальные фасады соборов, таких, как Нотр-Дам в Париже или в Шартре, щелкает каждый турист, который их видит. Этот собор — другой, его снимать сложно: они не смогут отойти на достаточное расстояние, иначе ввалятся через окно в университетскую аудиторию и сорвут лекцию о многовековом величии Франции.
Грег рассмеялся.
«Отстой», — подумал Нед и потянулся за наушниками.
Именно тогда Мелани выудила брошюру из своей знаменитой черной сумки. |