Входят гранды с доннами; по зале проносится шорох их тяжелых шелковых платьев, прикрытых сверху легкими, развевающимися мантильями. На груди и в волосах сверкают дорогие каменья. Гости, хозяин и его домочадцы раскланиваются, мужчины прижимают правую руку к груди во время поклона, дамы долго и низко приседают. Потом гости группируются по степени знакомства и приветствуют друг друга любезными словами и пожатием рук. Дамы идут к мягким стульям с высокими прямыми спинками, мужчины становятся возле колонн.

Расторопные слуги спешат поднести дамам на красиво раскрашенных хрустальных тарелках фрукты и лакомства из разных стран, мужчин же они обносят хересом в сверкающих бокалах. Дон Мигуэль ведет со своими старыми товарищами по военной службе, с генералами Леоном и Борзо, оживленную беседу. Дон Франциско, на котором с удовольствием останавливаются взоры не одной донны, заинтересованный, подходит поближе к ним.

— Позвольте мне сказать откровенно, господа, что наступили благие перемены! — говорил в эту минуту старый дон Серрано. — Подумайте, какого блага дождались мы от королей?! Посмотрим, не пойдут ли дела лучше при королеве! Вспомните Филиппа II, приведшего Испанию на самый край погибели, вспомните Фердинанда, этого короля со зверски жестоким сердцем! Проклятое воспоминание!

— Фердинанду поистине пристало быть между манопами на Растро или на улице Толедо, — сказал Борзо. — Горе стране, дон Серрано, где приходится по убеждению соглашаться с такими вещами! Вспомните Риего, который спас королю жизнь, бросившись между ним и угрожавшим ему штыком. Фердинанд отблагодарил его тем, что несколько месяцев спустя велел казнить самой варварской казнью, от которой волосы становятся дыбом. Меня одолевает ужас, когда я вспоминаю об этом!

— Потому я и говорю: воздадим хвалу Пресвятой Деве, что Испания наконец избавлена от короля Фердинанда! — с достоинством произнес дон Мигуэль. — Чего нам можно было ожидать от Карлоса, его брата? Не имели ли мы права думать, что он стал бы продолжателем политики Фердинанда и окончательно предал бы наше прекрасное отечество проклятию? Нет, нет, господа, пусть дон Карлос со своими шайками восстанет против правительницы Марии Кристины, назначенной его братом, пусть даже в этой борьбе и прольется благороднейшая кровь. Зато Мария Кристина, управляя страной при помощи великого полководца Эспартеро, от имени Изабеллы, своей дочери, останется верна словам, сказанным ей народу с балкона мадридского дворца, когда она, после смерти Фердинанда, взяла правление в свои руки, а именно, что «свобода духа и человеческое достоинство снова оживут в Испании!»

— Прекрасные слова, дон Серрано! И свобода духа, и человеческое достоинство — все это давно у нас умерло! Выпьем, господа, — сказал генерал Леон, — за их возвращение и полное восстановление, но однако…

— Ну, говорите, что же вы замолчали?

— Я служу правительнице точно так же, как мой товарищ Борзо, и мы с ним прольем кровь до последней капли за нее! Но Эспартеро, герцог Луханский, соправитель ее — не оправдает возложенных на него надежд!

Дон Мигуэль и Франциско услышали это с удивлением, в их мнении генерал-капитан войска королевы стоял очень высоко.

— Он великий полководец, но вовсе не правитель! — продолжал Леон. — Он гонится за мишурой, за внешним блеском, воюет беспрестанно и воображает, что больше ни о чем не нужно заботиться, что все сделается само собой! Поверьте мне, замок инквизиции, это проклятие Испании, в скором времени опять наполнится народом, духовенство снова захватит власть.

— Мария Кристина не действует заодно с иезуитами!..

— Да духовенство-то будет заодно с ней, хотя его опора и не особенно полезна для нее! — воскликнул с раздражительностью генерал Леон.