Все с уверенностью победителей ждали решительного дня. Спокойствие и порядок в Мадриде были удивительные, казалось, что мадридцы готовились к большому торжеству.

Эта невозмутимость перед грозящей разразиться бурей, этот порядок, который мог служить примером для других народов в подобные минуты, и обманывали королеву с ее слугами, заставляя думать, что все совсем не так плохо.

Только двое людей в окружении королевы видели сущность вещей, предчувствовали вероятный исход дела и бежали, забрав свои капиталы. Это были королева-мать и Гонсалес Браво. Вместе со своими приверженцами они воспользовались обстоятельствами, чтобы ловить рыбу в мутной воде, и, позаботившись не только о себе, но и о своих будущих потомках, переправились за границу.

Мария-Христина уже готовила во Франции покои для своей дочери, а Гонсалес Браво, купивший заблаговременно виллу в По, недалеко от французской границы, надеялся вскоре принять в ней свою бывшую повелительницу. Он легко утешился потерей портфеля, туго набив золотом свои карманы, и испытывал благодарность к иезуитам, сделавшим для него так много. Обращая взоры к испанской границе, он саркастически улыбался и говорил: «Сегодня еще не видно моей высокой повелительницы, но что не случилось сегодня, может произойти завтра».

Чтобы донна Изабелла не сердилась на него, Гонсалес Браво делал необходимые приготовления для ее приема.

Изабелла еще была далека от мысли оставить свою страну. Хотя в решительный час император Наполеон, видимо, решил не вмешиваться во внутренние распри соседнего государства, лишив королеву Испании надежды на помощь, она все еще не теряла веры в своих сторонников, армию и Новаличеса. Если маркиз победит, она намеревалась наказать всех мятежников, причинивших ей столько страха, клялась сделать эшафот кровавым источником и, подстрекаемая доном Марфори, была в состоянии исполнить угрозу. Герцогине и графу предстояло открыть этот ряд жертв.

Несмотря на весь свой гнев, испанская властительница не смела показаться в Мадриде, как будто какой-то внутренний голос удерживал ее. Она оставалась в ла Гранье с доном Марфори, своим мужем, патером Кларетом и двором; все вещи были уложены, поезд стоял наготове, чтобы увезти ее с двором к северу.

Беспокойство королевы отражалось на всех придворных, исключая дона Марфори, и обнаруживалось в строгих приказах и вспышках гнева. Однако сразу же после этого благочестивая женщина отправлялась на богослужение и усердно молилась с патером Кларетом или Фульдженчио, воспитателем ее единственного сына.

Следует упомянуть, что оба почтенных патера пользовались при этом случаем побудить королеву к насильственным мерам. Со своих кафедр служители Санта Мадре, братья святого Викентия, не стыдились позорить, как преступников, людей, стоявших за свободу, и угрожать проклятием тем, кто подаст им хоть каплю воды.

Фанатизм, не стесняющийся в выборе средств для достижения однажды намеченной цели, бессилен, однако, увлечь толпу. Так было и теперь: народ оставался глух к исступленным воплям патеров, и лишь весьма немногие верили в силу и справедливость проклятий, раздававшихся по адресу якобы врагов церкви. Люди знали, чего можно ожидать от Санта Мадре, и отсылали проклятия обратно на головы лицемеров.

В Санта Мадре обрадовались известию о том, что королева приказала казнить Энрику и Рамиро. Святой трибунал знал о связи Аццо с Энрикой и не собирался прощать цыгану тот вечер, когда на площади Педро произошла расправа с монахами. Приказ сестры Рафаэлы дель Патрочинио сохранялся в силе. Великие инквизиторы приказали осторожно наблюдать за Аццо, при первой возможности схватить его где-нибудь за городом и, не приводя в Санта Мадре, навсегда обезвредить.

Из предосторожности тело его следовало доставить на улицу Фобурго и бросить в яму осужденных, вблизи камеры пыток, где в прежние годы жертвы сжигали живыми, где страдал Фрацко и вынес мучения Аццо. Об этом месте, называвшемся Квемадеро де ла Крус, несколько месяцев спустя народный депутат говорил в мадридской палате: «Верите ли вы еще, что власть духовенства не преследовала людей? Выйдите на Квемадеро де ла Крус и посмотрите туда, где еще сохранились остатки костров, покрытых пеплом, и обгоревшие кости и черепа, присыпанные песком.