Епископ Орлетон успел шепнуть мне об этом днем, — ответила Изабелла. — Он все знает точно, так как видел Его Святейшество! Наверно, Эдуарду удалось передать письмо с просьбой несколько недель назад. Видимо, из Кенилуорта. Хорошо, что мы перевели его оттуда.

— Только подумать, я старалась отговорить тебя от этого.

Изабелла очень боялась вмешательства Папы Римского и готова была пойти на все, что угодно, лишь бы этого не произошло.

— Орлетон думает, что Его Святейшество укажет, чтобы ты вернулась к супругу.

— Я не могу сделать это! Я не могу!!

Изабелла в ужасе начала бегать по спальне. Она сплела руки и прижала их ко рту. Полы шелкового капота со свистом обвивали ее быстрые ноги.

Мортимер наблюдал за ней со странным выражением лица — в нем смешались любовь, расчет и жалость.

— Он все еще твой супруг… пока жив!

— Если церковь заставит меня вернуться к нему, мне придется расстаться с тобой!

— Конечно, ты не сможешь иметь нас обоих в своей постели, — улыбнулся Мортимер. Он схватил ее на бегу, взял за руку и поцеловал.

— Ты бы смогла выдержать отлучение от церкви ради меня? — задал он ей прямой вопрос, не отпуская ее руку и не переставая целовать ее. — Согласна ли ты из-за меня и наслаждения, которое получаешь со мной, обречь свою душу на вечное проклятье?

— О, Роджер, почему тебе нравится мучить меня?

Она резко вырвала руку.

— Ты же знаешь, что даже на этом свете нам придется отказаться от всего, к чему мы так стремились и за что сражались. Успех и власть, возможность полностью применить наши дарования, идеальное партнерство — ведь мы так подходим друг другу! И все из-за брака, который был столь несовершенным с самого начала! Если церковь заставит меня подчиниться своему решению, это будет крайне жестоко.

— Но тем не менее, подобное свершится, если Эдуард будет жив…

— Если будет! Пока он жив! Почему ты постоянно повторяешь это? — воскликнула Изабелла. Она теряла над собой контроль и начала колотить кулаками по груди Мортимера, но тут же крепко прижалась к нему и горько разрыдалась. Она жаловалась и причитала, что лучше бы ей вовек не встречаться с ним! Мортимер прекрасно понимал, что страшное напряжение, под которым они уже давно жили, наконец прервало преграду сдержанности даже такой сильной натуры, как Изабелла.

Он покачивал ее в крепких объятиях, но ни на минуту не отвлекался от поставленной им цели.

— Радость моя, ты же все понимаешь, — нежно упрекал он. — Разве ты не видишь, что дело не только в Папе Римском. Милые сводные братцы Эдуарда, даже Линкольн, а еще общественность в придачу начинают осуждать нас. И гипнотическая власть осуждения становится все сильнее и сильнее. Мы вскоре будем в опасности. Люди уже забыли нанесенные им обиды и все трудности во время правления Эдуарда и начинают жалеть его. В какой-то момент неизбежно возникает выбор: отлучение от трона Плантагенета или мы? Поэтому он должен умереть.

Она резко отстранилась. Изабелла понимала, что он несколько преувеличивает грозящую им опасность, стараясь подчинить ее своей воле.

— Народ, как и раньше, приветствует меня. Я могу почти всех советников обвести вокруг своего мизинца, — твердо сказала она. — Какой вред может принести нам бедный Эдуард, заточенный в отдаленном замке в Глочестере, где он сочиняет грустные стихи?

— Никакого, кроме того, что он живет и дышит воздухом! И этого достаточно, потому что — свергли его или нет — он все равно Эдуард Плантагенет! Никто не может лишить его имени и происхождения!

Мортимер отстегнул пояс и швырнул его на постель, задыхаясь от ярости.