Я щурюсь.

   — А ты? Что случилось во время твоей  проверки, Калеб?

   Наши взгляды встречаются. Я слышу гудок поезда, совсем тихий, похожий на свист ветра в переулке. Но я сразу узнаю его. Словно лихачи зовут меня.

   — Просто… не говори родителям, что случилось, ладно? — прошу я.

   Он несколько секунд не сводит с меня глаз и кивает.

   Я хочу подняться наверх и лечь. Проверка, прогулка и стычка с бесфракционником измотали меня. Но брат приготовил завтрак сегодня утром, мать приготовила обеды, а отец приготовил ужин вчера вечером, так что моя очередь готовить. Я делаю глубокий вдох и иду на кухню.

   Через минуту ко мне присоединяется Калеб. Я стискиваю зубы. Он всегда помогает. Что меня больше всего в нем раздражает, так это его природная доброта, врожденная самоотверженность.

   Мы с Калебом работаем молча. Я готовлю горох на плите. Он размораживает четыре куска курицы. Большая часть нашей еды замороженная или консервированная, потому что фермы в наши дни далеко. Мать однажды сказала, что давным-давно некоторые люди не покупали генетически измененные продукты, потому что считали их ненатуральными. У нас не осталось выбора.

   Когда родители возвращаются домой, ужин готов и стол накрыт. Отец бросает сумку у порога и целует меня в макушку. Другие люди считают его категоричным — быть может, слишком категоричным, — но он также и любящий. Я стараюсь видеть в нем только хорошее; правда стараюсь.

   — Как проверка? — спрашивает он.

   Я накладываю горох в миску.

   — Хорошо, — отвечаю я.

   Я не гожусь в правдолюбы. Ложь дается мне слишком легко.

   — Говорят, с одним из тестов возникли проблемы, — замечает мать.

   Как и отец, она работает на правительство, только заведует проектами городского усовершенствования. Она набирала добровольцев для проверки склонностей. Большую часть времени, однако, она организует рабочих, чтобы обеспечивать бесфракционников едой, работой и кровом.

   — Неужели? — переспрашивает отец.

   Проблемы с проверкой склонностей редки.

   — Я толком не знаю, но моя подруга Эрин рассказала, что один из тестов пошел наперекосяк, так что результаты пришлось сообщить устно.

   Мать раскладывает салфетки рядом с тарелками.

   — Очевидно, ученику стало плохо, и его отправили домой. — Она пожимает плечами. — Надеюсь, с ним все хорошо. Вы двое что-нибудь слышали об этом?

   — Нет, — отвечает Калеб и улыбается матери.

   Мой брат тоже не годится в правдолюбы.

   Мы сидим за столом. Мы всегда передаем еду слева направо, и все ждут, пока остальные получат тарелки. Отец протягивает руки матери и брату, а они протягивают руки ему и мне, и отец благодарит Господа за пищу, работу, друзей и семью. Не каждая семья альтруистов религиозна, но отец говорит, что мы должны стараться не замечать подобных отличий, потому что они только разделяют нас. Не уверена, как это понимать.

   — Ну? — говорит мать отцу. — Расскажи мне.

   Она берет ладонь отца и водит большим пальцем по костяшкам его пальцев. Я смотрю на их соединенные руки. Родители любят друг друга, но редко выказывают приязнь подобным образом у нас на глазах. Они научили нас, что физический контакт очень силен, поэтому я остерегаюсь его с детства.

   — Расскажи мне, что тебя беспокоит, — добавляет она.