— Я не лгу.

   — Я вижу это по твоим глазам.

   Я выпрямляю спину.

   — Ничего вы не видите.

   — Если ты его знаешь, — тихо говорит он, — то можешь меня спасти. Можешь меня спасти!

   Я щурюсь.

   — Увы, — говорю я и выпячиваю челюсть, — я его не знаю.

         Глава 3

   Я просыпаюсь с потными ладонями и ощущением вины. Я лежу в кресле в зеркальной комнате. Откинув голову назад, я вижу за спиной Тори. Поджав губы, она снимает электроды с наших голов. Я жду каких-то слов о проверке — что все закончилось или что я неплохо справилась, хотя разве можно плохо справиться с подобной проверкой? — но она молча снимает провода с моего лба.

   Я сажусь и вытираю ладони о брюки. Наверное, я сделала что-то неправильно, пусть все и происходило всего лишь у меня в голове. У Тори такое странное лицо, потому что она не знает, как сказать мне, какой я ужасный человек? Лучше бы она не тянула с ответом.

   — Очень неожиданно, — говорит она. — Извини, я на секундочку.

   Неожиданно?

   Я прижимаю колени к груди и зарываюсь в них лицом. Жаль, мне не хочется плакать, ведь слезы могли бы принести облегчение. Как можно провалить тест, к которому не дают подготовиться?

   Время течет, и я нервничаю все больше. Мне приходится вытирать ладони каждые несколько секунд, потому что на них собирается пот… а может, просто потому, что это слегка успокаивает. А вдруг мне скажут, что я не гожусь ни в одну фракцию? Мне придется жить на улицах, с бесфракционниками. Но это невозможно. Жить без фракции — значит не просто жить в нищете и убожестве, это значит быть отвергнутым обществом, лишенным самого главного в жизни: коллектива.

   Мать сказала однажды, что мы не можем выжить одни, но даже если бы могли, то не захотели бы. Без фракции у нас нет цели и смысла жизни.

   Я качаю головой. Нельзя об этом думать. Необходимо сохранять спокойствие.

   Наконец дверь открывается, и входит Тори. Я хватаюсь за подлокотники кресла.

   — Извини, что заставила волноваться, — говорит Тори.

   Она стоит у моих ног, засунув руки в карманы, и выглядит бледной и напряженной.

   — Беатрис, твои результаты неокончательны, — произносит она. — Как правило, каждый этап симуляции исключает одну или более фракций, но в твоем случае были вычеркнуты всего две.

   Я гляжу на нее.

   — Две? — повторяю я.

   Горло перехватывает так, что трудно говорить.

   — Если бы ты выказала рефлекторное отвращение к ножу и выбрала сыр, симуляция пошла бы по другому сценарию, который подтвердил бы твою склонность к Товариществу. Этого не случилось, а значит, Товарищество исключено. — Тори скребет в затылке. — Обычно симуляция развивается линейно и выделяет одну фракцию, исключая остальные. Принятые тобой решения не позволили отвергнуть следующий вариант, Правдолюбие, и мне пришлось изменить симуляцию и поместить тебя в автобус. Где твое упорство во лжи исключило Правдолюбие.

   Она криво улыбается.

   — Не переживай. Только правдолюбы говорят правду в этом случае.

   Один из узлов в моей груди ослабевает. Может, я не ужасный человек.

   — Я полагаю, что это не совсем так. Правду говорят правдолюбы… и альтруисты, — продолжает она.