Старшая Лирик сидела на стуле перед газовой плитой, жарила бекон с яйцами и французскими тостами.

— Ты можешь поздороваться со своими детьми, — сказала ему мама, оглянувшись через плечо. — И накрыть на стол.

Затушив боль, вспыхнувшую в груди, словно от удара, Блэй положил пачку «Данхиллс» возле домашнего телефона, подошел к раковине, чтобы помыть руки… и попытался приготовиться к встрече с малышами.

Нет, подумал Блэй, вытирая руки. Он не готов смотреть на те переноски. Сначала нужно взять себя в руки, иначе он сорвется.

Изобразить бурную деятельность перед ящиком со столовым серебром. Расставить красно-белые салфетки. Достать четыре тарелки.

За кухонным островом, занимавшим всю кухню, Куин и его отец обсуждали войну, человеческую полицию, футбольные матчи, плей-офф в НАСС и начало игр в конференциях НАСС по баскетболу.

Все это время Куин неотрывно смотрел на Блэя.

И мужчина был умен. Он понимал, что если предложит Блэю подойти к малышам, которые заснули в переносках, стоящих на столе, то это выйдет ему боком.

Черт возьми. Он больше не мог избегать детей. Собравшись с духом, Блэй сложил в одну кучу салфетки, вилки, ножи и все остальное, и подошел к столу.

Он попытался не смотреть. И потерпел крах.

В мгновение, когда его взгляд упал на малышей, пали все его щиты: все рассуждения о том, что ему следует оставаться третьей, незаинтересованной стороной, чтобы не причинить им боль, полетели в окно.

И словно почувствовав его присутствие, двойняшки проснулись и сразу задрыгали ручками и ножками, ангельские мордашки зашевелились, малыши заворковали.

Очевидно, дети узнали его.

Может, даже скучали по нему.

Медленно опустив то, что он держал в руках… не важно, что там было — что-то съедобное или столовый прибор, тостер, лопата или даже телевизор… Блэй наклонился к креслам.

Он открыл рот, но из него не вырвалось ни звука. Горло было сжато.

Поэтому придется довериться рукам. Ну и пусть. Малыши тоже не могли разговаривать.

Сначала он потянулся к Лирик, погладил ее по щечке, пощекотал мягкую шейку. И, он мог поклясться, она захихикала.

— Как моя девочка? — прошептал он хрипло.

Но потом он осознал, какое местоимение использовал… и резко зажмурился. НЕ мои дети, исправил он себя. Они — НЕ мои.

Да, конечно, Куин снова заскочил на поезд под названием «Семья». Но насколько его хватит? Когда у него снова поедет крыша от проблемы с Лейлой? Самое умное в его ситуации — принять удар, залечить рану так, чтобы она больше никогда не раскрылась… и уйти без оглядки.

И на этой ноте Блэй сосредоточился на Рэмпе. Какой он крепыш. Блэй твердо верил в то, что традиционные представления о мужских и женских ролях — конкретная ересь, и если Лирик захочет стать такой же крутой как Пэйн или Хекс, то Блэй ее поддержит. И наоборот, если Рэмп решит стать врачом или юристом и держаться подальше от боевых действий, то ничего страшного. Но, блин, они были так непохожи… хотя казалось очень важным не навешивать на малышей ярлыки. Он свято верил, что дети вольны…

Черт, опять его понесло. Он забыл о границах.

Услышав звон ножей и вилок, Блэй вскинул голову. Куин приступил к сервировке стола, занялся салфетками и серебром, склонив голову, с угрюмым выражением на лице.

Блэй прокашлялся.

— Я могу сам.

— Ничего. Я справлюсь.

В это мгновение Рэмп подбросил зловонную бомбу, достаточно вонючую, чтобы заслезились глаза.

— Ох ты ж… блин.

— Ага, — пробормотал Куин. — Ты бы знал, как пахло, когда он обделался перед приездом сюда. Я потому и опоздал. Будь добр, проверь его? Может, нам повезло, и это всего лишь газы.