На остров Кауаи он прибыл семь дней назад из Англии, преодолев семь тысяч миль. Задолженность по учебе была тоже ликвидирована: письменные работы за семестр, которые давно следовало сделать, наконец завершены, а экзамены сданы, причем вполне успешно.

Худощавый и почерневший от солнца, с пятидневной щетиной, одетый в выцветшие шорты и застиранную футболку с эмблемой Манчестерского университета, Мартен вполне мог сойти за бродягу‑профессионала, скитающегося по пляжам всего мира.

Кекаха был тем пляжем, куда он и Ребекка детьми приезжали раз в несколько лет вместе с родителями. Он хорошо знал это место, оставившее в его душе самые светлые воспоминания. Потому и приехал сюда, на сей раз один, чтобы спокойно побродить и подумать, найти какие‑то разумные объяснения тому, что случилось. И по возможности обрести минимальный душевный покой. Но это было труднодостижимой, может быть даже иллюзорной целью. Уж слишком груба и уродлива была действительность, с которой ему пришлось столкнуться. Она светлым мечтам не способствовала. От нее, скорее, бывают ночные кошмары.

Александр Романов, наследник русского престола, был погребен через пять дней после смерти. Как и предсказывал Коваленко, его произвели в ранг национального героя. Ребекка и Клем ездили на похороны в Санкт‑Петербург. Мартен тоже съездил – по официальному приглашению в качестве члена семьи Ребекки с целью морально поддержать ее в трудный момент. В усыпальнице Петропавловского собора он стоял в одном ряду с родителями Ребекки, президентами России и США, а также дюжиной премьер‑министров.

Обилие высокопоставленных иностранных гостей и сопровождающих их журналистов поражало воображение. Но еще более впечатлял мощный поток соболезнований, шедших со всех концов земного шара. Несмотря на то что бракосочетание между Александром и Ребеккой так и не состоялось, в почтовое управление Кремля было доставлено двадцать тысяч написанных от руки писем, адресованных лично царице. Сотни букетов легли у пешеходного моста через Екатерининский канал на месте гибели Александра. Люди зажигали свечи и возлагали цветы, а также ставили его фотографии перед российскими посольствами на всех континентах.

Эта вакханалия терзала Мартену душу. Он буквально заходился от ярости при мысли о вопиющей несправедливости судьбы. Мир не знал, даже не догадывался, что, оплакивая романтического героя, устраивая пышные траурные церемонии по случаю безвременной кончины популярной знаменитости, на деле воздает почести мерзавцу и серийному убийце Реймонду Оливеру Торну.

Однако довольно скоро Мартен, сколь глубоко ни был огорчен, понял, что не одинок в своем чувстве. Недель через пять после петербургских похорон ему в Манчестер пришел небольшой пакет. На конверте, лежавшем в ворохе обычной почты, не был указан обратный адрес, но стоял московский штамп. Внутри находился сложенный вчетверо листок с текстом, напечатанным через один интервал. К нему прилагались две черно‑белые фотографии 12x18. На одной значились дата и время в кодировке лос‑анджелесского полицейского управления, на другой от руки написано: «Московский морг». Эти фото представляли собой цифровые копии отпечатков пальцев. Первый снимок был знаком – на нем были запечатлены «пальцы» Реймонда Торна, снятые при его задержании лос‑анджелесской полицией. На втором, насколько можно было догадаться, – отпечатки, снятые в ходе вскрытия Александра. Отпечатки были идентичны и соответствовали тем, которые изобличали Реймонда в убийстве Дэна Форда.

Текст гласил:

«Полковник ФСО Мурзин. Бывший военнослужащий спецназа. За два года до назначения, полученного в Москве, провел восемь месяцев в отпуске по ранению.