|
К небесной синеве поднялся чадный дым наполненный воем умирающих людей, сжигаемых заживо. Дым был темен, дым был черен, дым заставлял кашлять и задыхаться… А когда дым рассеялся, то посреди ущелья, там, где спадало пламя, появилось огромное выжженное пятно, посреди него тлели мертвые тела людей и коней. А рядышком, шагах в пяти, жалобно выл и катался по земле болтливый юнец, с диким ужасом смотрящие на свои ноги, от которых ниже коленей остались лишь дымящиеся уголья… Ему никогда больше не встать на ноги, не сделать ему самостоятельно ни единого шага…
— Поднять еретика наверх — сквозь зубы яростно произнес седой священник, сжимая пылающий красным огнем кулак и буквально стряхивая с него пламя — Поднять приспешника тьмы! Я буду говорить с ним… — Как прикажете, отец Флатис — коротко склонил голову широкоплечий мужчина, а стоящий за ним гном кивнул — Будет сделано…
Медленно рассеивающийся дым поднялся до самых облаков. Издали за ним наблюдал восседающий на камне лорд Доссар Ван Орус, пережевывающий крылышко дикой утки, подстреленной охотниками час назад и тотчас же приготовленным личным поваром. — Никак беда случилась с нашими разведчиками — сказал подбежавший воин в украшенной резьбой кирасе — Не к добру этот дым. — Пошли второй отряд — велел лорд, не прекращая жевать — Пусть проверят. — Слушаюсь… Прикажете разбить лагерь? — Да. И пошли людей во все стороны. Я желаю знать о каждом подозрительном следе оставленном зверем, человеком или иной какой тварью. — Слушаюсь…
Глава шестая Ночная беседа
Чем трудна беседа с врагом? Всем. Я многократно убеждался в этом тогда и уверился сейчас. Ты собеседнику не веришь — ни единому его слову. Собеседник не верит твоим обещаниям — ни одному из них. И отсюда простой вывод — по возможности надо все узнавать самому, дабы не пришлось прорываться через ложь и упорство плененных врагов. С этой мыслью я и сломал указательный палец на руке пленного. Тот держался достойно — несмотря на мучительную боль сдержал крик, выражение глаз говорило лишь о глубоком презрении ко мне, а так же о бесстрашности и готовности умереть. Да. Это достойный муж. Из тех про кого говорят «служит не за страх, а за совесть». У него четкие убеждения, он предпочтет отправиться в ад, но не стать предателем. — Это так раздражает — признался я Рикару, сидевшему рядом и флегматично пережевывающего кусок вареного мяса. — У него своя правда, господин, а у нас своя — пожал плечами здоровяк. — Истина лишь одна! — прохрипел пленный — И она со мной! — И что за истина? — осведомился я, отпуская чужую руку и вытирая пальцы тряпкой. — Ваша Церковь и ваша вера — ложны! — Запросто — спокойно кивнул я, усаживаясь рядом с Рикаром. Пленные не убегут — они надежно связаны. А мне что-то не хотелось выворачивать им руки из плеч, дробить колени и отрезать уши. Во всяком случае, пока. Однако одного моего слова хватило для того, что вражеский воин изумленно на меня вытаращился. — Ты не отрицаешь? Не защищаешь Церковь и веру свою?! — А что ты знаешь о моей вере, чужак? — хмыкнул я — Ничего. Что ты знаешь обо мне? Тоже ничего. — Но если не ради веры, не ради Церкви, не ради Создателя вашего — то тогда ради чего ты пришел сюда? — О, поверь, если вот прямо сейчас мы оба попадем в руки священников, то именно я первым взойду на очищающий костер — фыркнул я, покосившись на второго пленника, пребывающего без сознания, лежащего шагах в тридцати поодаль, чтобы ничего не услышал, если он притворяется. |
