— Все это хорошо… — пробормотал Боханов, которого не очень‑то впечатляли приведенные сведения, ни масштабом, ни размахом, ни логическим обоснованием. — То есть я хотел сказать, случаи эти, в общем‑то, рядовые…

— А я бы добавил в этот список еще и бандлик по делу Макаревича, — сказал Музыка, меняя платок. — Вообще дела по деткам высокопоставленных начальников следовало бы выделить в отдельную группу бандликов.

— Мне кажется, бандлик Макаревича — слишком мелкая акция, чтобы присоединять ее к важнякам, — осторожно возразил Завьялов.

Речь шла об уголовном процессе, недавно законченном в столице муниципальным судом Щукина. История началась еще в прошлом году с того, что компания великовозрастных школьников (шестнадцать‑семнадцать лет, десятые‑одиннадцатые классы), не принятых в местный детский спортклуб, принялась регулярно бить стекла помещений клуба, забрасывать приходящих туда камнями и грязью, ломать и воровать инвентарь. Руководитель клуба Макаревич, не выдержав систематических издевательств, поймал двух подростков и надавал им оплеух. К его несчастью, один из хулиганов оказался внуком заместителя начальника УВД Щукина полковника Романовского. На Макаревича Мгновенно завели уголовное дело и передали в муниципальную прокуратуру, где работал брат Романовского. Там оно немного застопорилось, потому что старший помощник прокурора не усмотрел в рукоприкладстве хулиганства, ибо для оплеух имелись серьезные причины. Но прокурор отобрал у него дело, и суд вместо статьи 109 У К — нанесение неопасного для жизни телесного повреждения

— припаял Евгению Макаревичу статью 206, часть 2: злостное хулиганство, отличающееся исключительным цинизмом и особой дерзостью. В результате директор спортклуба загремел в колонию усиленного режима на три года, а суд дважды не отреагировал на кассационные жалобы подсудимого, жаждущего справедливости.

— Конечно, мы должны ответить этой судебной банде, — почесал затылок Боханов, — но не в первую же очередь. Есть дела и поважнее.

— Вы абсолютно правы, Владимир Эдуардович, — раздался вдруг негромкий насмешливый голос, и из угла комнаты шагнул к столу неизвестно как там оказавшийся человек. Тарас Витальевич Горшин собственной персоной.

— Граф! — пробормотал ошеломленный Музыка.

Завьялов тоже вздрогнул, внутренне сжимаясь. Горшин, с виду самый обыкновенный молодой человек, то ли студент, то ли учитель одной из провинциальных школ, всегда проникал на квартиру координатора или в его рабочий кабинет без труда, минуя все запоры и сигнализацию, совершенно незаметно, как бесплотный дух. Впрочем, этот человек много чего умел, что было неподвластно нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав его возможности, было трудно. Завьялов, как и его коллеги, не считая Рыкова, относились к Горшину с уважением и изрядной долей если не страха, то опасения. Все уже признали его силу, проверили в деле и спорить с ним не пытались, он практически всегда был прав.

Лишь Герман Довлатович Рыков, не только комисcap «Стопкрима» и начальник информбюро ФСБ, но и кардинал Союза Девяти Неизвестных, не удивился бесшумному проникновению Графа в запертое помещение, он з и а л, кто такой Горшин и что его подвигло к созданию «чистилища».

— Есть дела гораздо более важные, — продолжал Тарас Витальевич, — чем предлагаемые уважаемым Германом Довлатовичем к исполнению. Например, действия Чеченской армии свободы на территории России вообще и Москвы в частности. Или кража психотронного оружия из секретных военных лабораторий.