Он запретил игру на любых музыкальных инструментах и послал гонца к жрецу Амона за советом относительно того, как лучше увековечить своего возлюбленного. Стремясь облегчить душевную боль, Александр в скором времени и со всей своей мощью обрушился на коссеев, предав огню и мечу весь народ — это была его дань растворяющемуся во времени и небытии образу его любимого Гефестиона.
Им часто двигала ярость.
И сейчас тоже.
Александр взмахнул в воздухе мечом и остановил его прямо возле бородатого лица лекаря.
— Лихорадка вновь овладела мною, — зловеще прошептал он.
— Тогда, владыка, я понадоблюсь тебе! Я смогу помочь!
— Так, как ты помог Гефестиону?
Сцены трехдневной давности до сих пор стояли перед его глазами: грандиозный погребальный костер Гефестиона высотой с пятиэтажное здание и с длиной стороны в фарлонг,[1] украшенный позолоченными орлами, носами кораблей, львами, быками и кентаврами. На погребение съехались посланцы со всего Средиземноморья.
И все из-за бездарности этого человека!
Он занес меч над головой своего лекаря.
— Мне больше не понадобится твоя помощь.
— Нет, государь! Заклинаю тебя! — закричал лекарь.
Александр резкими ударами стал рубить тугие канаты, удерживающие стволы пальм. В каждый удар он, казалось, вкладывал обуревающую его ярость. Когда канаты лопнули, обе пальмы распрямились, взлетев к небу с треском, напоминающим хруст костей. Одна — влево, другая — вправо. А между ними был привязан Глуциус.
Несчастный издал лишь один резкий вскрик, затем его тело на секунду остановило разлет деревьев, а потом руки вылетели из плеч, а из разорванной надвое груди хлынули потоки крови.
С ветвей пальм стекала кровь, словно после небывалого кровавого дождя, но они вновь вернулись в прежнее положение, и это, похоже, было для них важнее всего.
Мертвое тело Глуция шлепнулось на грязную, мокрую землю, его оторванные руки и часть грудной клетки остались висеть на ветвях пальм. Никто из солдат не произнес ни слова.
Александр повернулся к своим воинам и издал клич:
— Алалалалай!
Воины ответили тем же; их крики разнеслись над влажной от дождя землей и отразились эхом от крепостных стен Вавилона. Люди, смотрящие вниз со стен, тоже кричали. Александр дождался, когда шум уляжется, а потом крикнул:
— Никогда не забывайте его!
Он знал, что они будут гадать, кого он имеет в виду — Гефестиона или несчастного лекаря, казненного сейчас на их глазах за то, что разочаровал своего царя. Но это не имело значения.
Уже не имело.
Воткнув меч в мокрую землю, Александр вернулся к своему коню. Он сказал лекарю правду: лихорадка и впрямь снова овладела им. И он был рад этому.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Копенгаген, Дания
Суббота, 18 апреля
23.55
Коттон Малоун очнулся от запаха — острого, едкого, с примесью серы. И чего-то еще — сладкого и тошнотворного. Как смерть.
Малоун открыл глаза.
Он лежал плашмя на липком деревянном полу с руками, вытянутыми над головой.
Что же произошло?
Он пришел на апрельское собрание Датского общества торговцев антикварными книгами, в здании, располагавшемся всего в нескольких кварталах от его собственного книжного магазина, рядом с веселым парком Тиволи. |