— Как ты впустил его?

— Вот и Сол спрашивает, — говорит Мейер.

— Надо было хотя бы обыскать его. У него могло быть оружие. Мейер, ты должен нанять телохранителя. Сколько лет я тебе твержу. Хотя какой толк в телохранителе, если ты приглашаешь этих преступников…

— Бонни его пригласила.

— Ах, бедняга, — говорит Айрин. — Откуда ты знаешь, что он не опасен? А что, если он серийный убийца…

— Потому что я знаю. — Всем известно, что Мейер гениально разбирается в людях. Но почему Айрин в это не верит? Нет пророка в своем отечестве. Пророков, правда, нигде уже нет, но и тут не отечество, а только жена.

Только женщина раньше всего подумает, каково это для Бонни. Вот еще одна причина, почему Мейер нуждается в Айрин, — чтобы сострадание в нем не притуплялось, чтобы оно было направлено на детей Джеллиби, а не только на африканских малюток. Но и женщинам нужен мужчина — чтобы сказал, какие люди опасны, успокоил их, что Винсент Нолан безвреден. Откуда Мейер это знает? Знает. Айрин не смогла бы поступить сегодня так, как поступил Мейер, и не догадалась бы, при всей ее интуиции, что Бонни хотела, чтобы ее попросили приютить Нолана.

* * *

Только теперь, убирая хлам с кровати, которую ему предоставила Бонни, Нолан позволил себе задаться вопросом: как же паршиво он жил? Теперь, когда предыдущая стадия его жизни закончилась, или практически закончилась, или временно — временно самое правильное слово — закончилась, только теперь он может признаться себе, что фактически был бездомным. Спать на кушетке в общей комнате у Реймонда — какая это жизнь? Он не мог сам решить, когда ему завалиться. Вечерами Реймонд и дружки смотрели телевизор, и Нолану приходилось ждать, когда по их гитлеровскому каналу пойдет передача не про нацистов, или когда Реймонд соскучится, или напьется и отправится на боковую, или когда Люси их разгонит.

Он не мог назвать это жизнью. Промежуток — так говорил он про себя. Раньше у него была жизнь. Работа, подруга, дом. И вдруг все посыпалось — чок-чок, как домино. Сперва уволили. Это оказалось катастрофой, но фирму он не винил. Дружба дружбой, но служащий не должен бросать старух в бассейн.

Маргарет скандалила так, как будто он портил ей жизнь с первого дня их знакомства, и инцидент с Реджиной Браунер стал последней каплей. А он не портил ей жизнь. Каждый вечер он шел прямо домой и пить старался поменьше. Купание миссис Браунер было его первой спотычкой на стезе добродетели.

Маргарет только этого и дожидалась. Прекрасный повод расстаться с ним. И она за него ухватилась. Она сказала Винсенту, что в их отношениях нет никакой перспективы. Отношениях. В их отношениях. Она никогда раньше не употребляла этого слова. Он не стал бы жить с женщиной, которая разговаривает на мусорном языке ток-шоу. Может быть, это и было самое обидное: он прожил два года с женщиной, способной разбить ему сердце из-за того, что в их отношениях нет перспективы. Зато у нее есть. Когда ей стукнет сорок, она будет командовать местным отделением посылочной службы UPS, а не водить их грузовик. Раньше Нолану казалось это эротичным — коричневая форма, большой блокнот, дружеское помахивание рукой, когда Маргарет отъезжала на своем грузовичке. Только дурак мог возбудиться от того, как радостно отъезжает женщина от дома.

Они жили в квартире Маргарет в Согертисе, так что с разрывом возник и квартирный вопрос. Тут оказалось, что сбережений у Винсента меньше, чем он думал. Ему должно было прийти пособие по безработице, поэтому он не стал далеко уезжать от Кингстона. Нашел комнату в мотеле «Стримсайд» с понедельной оплатой. Его нельзя было упрекнуть за то, что он заполняет свой досуг пивом, телевидением и таблетками. Рядом с мотелем был медпункт, где с редкостным пониманием отнеслись к его непроходящим болям в спине, связанным с работой.