Смеясь, девочка оглядывается на стайку подружек — таких же старшеклассниц, бегущих за ней вдогонку. Ее волосы развеваются, серебряная цепочка подпрыгивает на ключицах. Она очень хорошенькая. Анна искоса бросает взгляд на Андрея, не смотрит ли он тоже.
Нет. Взгляд его устремлен вперед, брови нахмурены. Желудок ее внезапно сжимается от почти позабытого страха. Господи, что она делает, нашла, о чем беспокоиться, когда… И все-таки она рада, что Андрей не смотрит на девочку.
— Здесь слишком людно, давай уйдем, — просит Андрей.
На следующем углу они сворачивают налево, в еще более узкую, пыльную, всю в рытвинах улочку.
— Так мы не выйдем к реке.
— Здесь намного тише.
Они бредут вперед, еще медленнее, чем раньше. «Может, лучше и не выходить на набережную», — думает Анна. Среди по-летнему беззаботных лиц они с Андреем будут как две черные вороны.
В памяти всплывает картина: мать Анны стоит перед ней на коленях, завязывая поясок ее самого нарядного платья. Она поднимает глаза на дочку. То ли у Ани надутый вид, то ли она заплакана, но мама говорит: «С таким лицом на праздники никто не ходит».
Тощая, ободранная кошка с прижатыми ушами, воя, выскакивает из подворотни. Анна замедляет шаг и заглядывает сквозь арку во двор. В затененном проеме кучкуется группка детей. Они смотрят вызывающе: «Это наш, мир. Вам сюда хода нет!» Анна и Андрей проходят мимо. Внезапно Аня останавливается и прислоняется к изрытой выбоинами — вероятно, следами от осколков, — стене.
— Тебе нехорошо?
— Как нам быть? Что нам делать, Андрюша?
Даже камни имеют уши. Анна отчаянно торопилась уйти из квартиры, где ночами почти слышно, как дышат за стенкой Малевичи. Думала, они с Андреем затеряются в огромном пространстве летней ночи и смогут поговорить свободно, а в итоге оказались еще больше на виду. Его лицо так близко, взволнованное, измученное. Нельзя, чтобы, помимо всего прочего, он волновался еще и из-за нее.
— Прости, я веду себя глупо, — говорит она. — Конечно же, с нами все будет хорошо.
— Естественно. — Он кивает и крепче прижимает ее к груди.
Она молчит и чувствует, как бьется его сердце, — так же учащенно, как и у нее самой.
Этой ночью в постели они тихо перешептываются, потому что Коля еще не ложился.
— Он, похоже, совсем перестал спать по ночам.
— Неудивительно, что он такой бледный.
— По утрам ходит еле живой, словно вареный.
— И не подумаешь, что когда-то летом вскакивал в пять утра: «Хватит спать! Солнце уже встало!»
— Тебе даже пришлось уплотнить шторы.
Обнявшись, они жалуются друг другу на Колю, как огня избегая обсуждения темы, которая обоим не дает покоя.
— Андрюша?
— Что?
— Подвинь немного руку… Послушай, не надо тебе в это ввязываться. Почему ты должен идти на такое ради Русова? Он для тебя ничего не сделает. Лена права, тебе нужно взять больничный.
— И на сколько дней?
Она молчит, высчитывая в уме.
— В любом случае Русов уже назвал мою фамилию Волкову, — продолжает Андрей. — Я его знаю.
— Тогда давай уедем.
— Уедем? Как это?
— Просто. Чтобы нас здесь не было.
— Я не могу оставить больницу. Ты не можешь бросить детский сад. Кроме того, у Коли скоро экзамены.
— Я все это знаю, Андрей. Но почему бы и нет? Мы могли бы уехать на дачу. Там безопасно. Никто и не узнает, что мы там…
— Кто-нибудь всегда знает.
— Если мы будем осторожны — нет. |